Людмила Грицай - Затерявшаяся во мгле

— Проходите, проходите, — проговорила хозяйка. — Вы простите меня, что я не смогла сама к вам прийти, давление поднялось, знаете ли, разволновалась я, вот оно дало такой скачок.

— Не волнуетесь, Тамара Ильинична, главное, что мы с вами смогли встретиться. Вы хотели сообщить какую-то информацию?

— Да, конечно, — отозвалась женщина, — по пустякам я бы вас отрывать не стала. А подполковник Ковалев, который ведет это дело, не смог подъехать? Я прошу прощения, не знаю вашего имени-отчества.

Владимиров представился. Тут же он подумал о том, что мать Филатовой — женщина непростая, в ее поведении, речи и манере держаться были заметны и воспитанность, и очевидная образованность.

— Дело в том, — продолжала его собеседница, — что я узнала от моего ученика, вернее, давно уже взрослого ученика Тимура Мамонтова, что в ту ночь, когда Марина пропала, к ней приезжал ее знакомый. Получилась так, что я, вероятно, не была в курсе, что у нее появился новый… так сказать… молодой человек. Тимур признался мне, что видел их с Мариной около двух недель назад в одном из кафе, потом около дома — этот молодой человек подвозил Марину с работы. Так вот. Именно в ту ночь, с 28 на 29 ноября его машина стояла около нашего подъезда. Более того, когда Тимур заходил в подъезд, вместе с ним прошел и этот человек. Подошел к лифту. Больше Тимур его не видел, так как он сам живет на первом этаже.

— А с самим Тимуром можно будет поговорить? — спросил Владимиров. — Вы мне о нем расскажите поподробнее?

— Да, конечно. Тимур оставил мне свои координаты: сотовый телефон, рабочий. Как я уже сказала — это мой ученик. Я ведь всю жизнь проработала в школе и более 25 лет завучем. Он работает в какой-то фирме по перевозке грузов. Из рейса вернулся как раз в ночь на 29 ноября. Потом утром опять уехал. Приехал вчера и узнал от своих, что Марина пропала. Сразу поднялся ко мне. Он сказал, что готов поговорить с вами завтра, когда снова вернется домой. У него будет выходной. Да, он еще записал для меня номер машины этого молодого человека. Сказал, что у него на его видеорегистраторе осталось видео, как эта машина въезжает ночью в наш двор.

Владимиров удивился такому везению. Обычно свидетели никогда не запоминают номеров машин, поэтому их приходится разыскивать по всей столице с помощью различных ухищрений. А тут фактически перед ним лежали координаты ночного гостя Марины Филатовой.

— А вы, Тамара Ильинична, в ту ночь спали? — осторожно продолжил свой разговор Владимиров.

— Да, спала. Для меня ведь ничего не предвещало, — отозвалась его собеседница. — Марина ушла к себе. К тому же на ночь я всегда принимаю снотворное. Нервы, знаете. Все-таки я так много отдала школе. Дочерью, правда, тоже всегда занималась много. Она у меня была отличницей, закончила художественную школу. Но всегда жила какой-то своей далекой от меня жизнью. А самый большой подарок, который сделала она для меня — родила внука.

Владимиров слушал женщину внимательно, но ее слова его немного насторожили.

— Тамара Ильинична, а отец мальчика? — осторожно спросил он. — Марина общалась с ним?

— Бросьте, — вдруг как-то резко отозвалась женщина. — Этот человек был ничтожеством. Даже образования и того толкового не было. К тому же наполовину то ли латыш, то ли литовец. Зачем он ей был нужен такой?

Поняв, что ничего доброго из продолжения этого разговора не выйдет, Владимиров попросил женщину показать ему комнату дочери.

Та провела его в соседнюю более узкую маленькую комнату с единственным окном. Комната не передавала характера своей хозяйки. Светлые обои на стенах, минимум вещей: стол, кровать, небольшой шкаф, зеркало на стене. Все чисто убрано и как-то в целом безлико.

Владимиров подошел к окну. Взглянул вниз. С высоты 12 этажа он смог с трудом разглядеть свой крошечный служебный автомобиль, кроны деревьев, редких прохожих, белую поверхность занесенного снегом асфальта.

— Под нами как раз аптека, — заметила его собеседница, — вы, наверное, видели вход, когда въезжали во двор. Конечно, эти магазины не дают покоя, но мы слишком высоко живем. Их шума не слышим, а вот те соседи, кто на втором и третьем этаже, жалуются.

Майор еще раз взглянул в окно. Да, видимо, жильцам нижних этажей приходится непросто. К тому же им из своих окон смотреть практически не на что: или на сами магазины, где вечно мелькают люди, или на унылые козырьки, прикрывающие их сверху. Однако с такой высоты эти козырьки, занесенные сейчас снегом, были едва заметны.