Сергей Венедов - Улики против улик

— Отпечатки на стакане не могут принадлежать убийце, если таковой существовал, — наконец выдавил он. — Это невозможно, особенно если предположить, что убийцей был Рубцов.

— Почему? — удивилась Лера.

— Вот послушайте. Если убийца, назовём его так, выбросил стакан, значит, он знал, что на стакане остались отпечатки его пальцев. Следовательно, первым делом он должен был бы стереть их. После этой операции ему не нужно было даже далеко ходить, достаточно было бросить стакан у нас под самым носом. Он мог бы с таким же успехом оставить стакан на своём месте в комнате Ларичева, а мог и уничтожить совсем. У него для этого было достаточно времени с трёх часов ночи — то есть установленного момента смерти Ларичева. Даже если, предположим, у него не было времени, всё равно он ни за что так не оставил бы свои собственные отпечатки пальцев. Наличие же таковых наталкивает на две гипотезы: первая — кто-то знал, что на стакане есть отпечатки пальцев Рубцова, и был заинтересован в том, чтобы подбросить их нам, чтобы мы обвинили того, кому они принадлежат. В этом случае тот, кому они принадлежат, не является убийцей. Некий Икс плетёт вокруг него паутину… Вы понимаете меня?

Лера слушала затаив дыхание.

— Вторая гипотеза сложнее. Простите, что я повторяюсь, но нужно точно оговорить условия: будем исходить из предположения, что убийца существовал. Отпечатки могут принадлежать и убийце, но в этом случае мы имеем дело с искусным преступником, который долго вынашивал это преступление и сумел продумать все возможные варианты своей защиты. Он нарочно сохранил отпечатки пальцев на стакане, чтобы следствие пришло к тому же выводу, к которому мы с вами только что пришли: убийца не настолько глуп и, следовательно, хочет бросить тень на невиновного. Но этим преступником, я думаю, не мог быть Рубцов. Нужно признать, что человек, терзаемый навязчивой идеей, в состоянии задумать и осуществить совершенное убийство. Но для этого нужно время. А Рубцову, даже если предположить, что у него были причины желать смерти Ларичева, такой случай представился неожиданно, и времени для разработки столь дьявольски хитрого плана у него не было. Нужно учесть и то, что они практически всё время были вместе. И опять же Рубцов не похож на человека, действующего трезво. Он в панике.

— Да… если судить по его ответам, — согласилась Лера.

— Значит, если Рубцов выбросил стакан, зная, что на нём его отпечатки пальцев, убийца не он. Можно предположить, конечно, что при таком диком стечении обстоятельств он чувствует, что его могут обвинить, и знает, что на стакане его отпечатки. И когда все улики сходятся к нему, он в панике выбрасывает стакан, забыв их стереть. Таким образом, если исключить гипотезу существования некоего ловкого преступника, который всё это мастерски инсценировал, чтобы запутать расследование, остаётся гипотеза несчастного случая. Нелепой случайности, повлёкшей за собой смерть Ларичева и поставившей под удар людей, которые его окружали.

Буров воодушевился, собственные рассуждения казались ему вполне логичными и обоснованными психологически. Но с другой стороны, существовал конкретный факт, который выпадал из обеих гипотез. Ларичев умер от большой дозы ксенородона, блокатора морфия, в сочетании с гекардином. И следствие должно было сосредоточить всё своё внимание, все усилия, чтобы выяснить, как этот препарат оказался в стакане у Ларичева.

— Вам не показалось, что ваш отчим был на грани признания?

— Да… Это заметил и следователь.

— Надо признать, что следователь вложил много чувства в свой призыв к Рубцову. Может быть, даже слишком много, и это обескуражило вашего отчима.

— И всё же он зря не воспользовался этой оказией. Почему? Видимо, столь очевидные улики сломили его волю к самозащите.

После продолжительного молчания Буров спросил:

— Вашего отца ещё раз допрашивали?

— Нет, — тихо ответила Лера.

— И что же последовало?

— Его искали по всему дому, чтобы ещё раз допросить. Не нашли… И в конце концов наткнулись на него в общей душевой, на первом этаже здания… Повешенным.

Лера зябко поёжилась. Буров попытался представить, как Рубцов, загнанный в угол, в отчаянии совершает один необдуманный поступок за другим. Ему ещё не могли предъявить обвинений, но все факты говорили против него. Расхаживая из угла в угол, Буров снова и снова возвращался к своей гипотезе, возникшей после того, как на стакане были обнаружены отпечатки пальцев Рубцова. Он определил эту гипотезу как субъективную. Нужно было найти для неё помимо психологических обоснований мощные опорные пункты из фактов. К какому же заключению пришёл тогда следователь?