Мария Воронова - Когда убьют – тогда и приходите [litres]

– Благодарю за поучительный пример, – начал Кошкин, но психиатр не дал себя перебить.

– Или вот еще был случай, – он вдруг засмеялся, и так заразительно, что все в зале улыбнулись, – лежали как-то в хирургии алкоголик и молоденький милиционер. У алкаша началась белая горячка, он забуянил, а поскольку больничка была довольно скромная, чтобы не сказать сельская, без психиатрических изысков, то мужику просто вкатили релаху и привязали к койке. Ночью действие седативного закончилось, и мужик давай орать, что его хотят зарезать на опыты, для чего и привязали. Мент, то есть, простите, товарищи судьи, милиционер, не видел первого эпизода, поэтому принял все за чистую монету, крикнул: «Держись, брат, я тебя спасу!» – и развязал. Это ж его не только человеческий, но и профессиональный долг был. Что дальше, сами понимаете. Мужика с дерева снимали с помощью пожарных. Согласитесь, ситуация идиотская, но винить-то кого?

На том свидетеля отпустили, и его место заняла племянница погибшей медсестры Екатерина Красильникова.

Это оказалась высокая полноватая девушка, красивая той здоровой чистой и естественной красотой юности, в существование которой молодежь наотрез отказывается верить, начесывая челки и подводя глаза жирными черными стрелами.

Гладко причесанная, без косметики, с румяными от мороза щеками, одетая в простую блузку и клетчатую юбку, свидетельница была очень приятна глазу. Кошкин так прямо приосанился и посмотрел на девушку с интересом, причем в глазах его читалось не просто одобрение педагогом надлежащего внешнего вида. Ирина про себя улыбнулась.

Екатерина рассказала, что жила с мамой и с тетей Любой, но когда ей исполнилось девять, мама погибла, и с тех пор ее воспитывала тетка. Других родственников у них не было, отец умер еще до Катиного рождения, так что тетя Люба полностью заменила ей мать.

– Вы считаете, что подсудимый виновен в смерти Любови Петровны?

Екатерина вздохнула и опустила взгляд. Достала из-за обшлага блузки носовой платочек и принялась комкать его в руках.

– Что я? Мое мнение ничего не значит. Какая разница, злюсь я или нет, а надо судить по справедливости.

Ирина почувствовала, как ее симпатия к девушке испаряется, словно вода с раскаленной сковородки. Эта сопля будет еще учить, как надо судить! По справедливости, оказывается, а Ирина-то без подсказок малолетней ханжи прямо бы и не знала, что и делать.

– Отвечайте на вопрос по существу, – сказала она сухо.

– Ну я считаю, что не имею права что-то требовать. Одно я знаю точно: тетя Люба ни за что бы не хотела, чтобы Ордынцев пострадал из-за ее смерти. Если вы его осудите, то это будет неуважение к ее памяти, вот и все. Она была очень хорошая и очень добрая женщина и с большим уважением относилась к Владимиру Вениаминовичу.

– А вы?

– Я тоже уважаю его.

– Но в результате его ротозейства погиб ваш близкий человек, – сказал Кошкин необычайно мягким тоном.

Девушка покачала головой и завязала свой платочек в тугой узел:

– Он не виноват. Задушил-то ее не он, а тот алкаш поганый. Извините. Мне объяснили, что психически больных ни в чем нельзя винить и злиться на них тоже нельзя, потому что сумасшедший – это все равно что явление природы. Как молния. Я вас прошу, оправдайте, пожалуйста, Владимира Вениаминовича, потому что тетя Люба очень расстроилась бы, если бы из-за нее пострадал невиновный человек. Понимаете, он и так переживает очень, даже предлагал мне деньги…

– Зачем? – встрепенулся Кошкин.

– Ну как… Помочь… – Екатерина пожала плечами, – я же вообще-то учусь в институте, а работаю медсестрой на полставки только. Наверное, он думал, что я концы с концами не свожу, хотя в отделении мне и так собрали, и с похоронами помогли… Вообще заботились обо мне, как о родной.

– А он, значит, еще предложил?

– Ну да.

– И вы взяли?

– Конечно, нет!

Кошкин не унимался:

– А почему нет, если от чистого сердца? Когда человек искренне хочет загладить свою вину, почему не взять?

Катя нахмурилась:

– Ну как-то неудобно…

– Или вы винили его в смерти вашей тетушки и считали, что деньгами тут ничего не искупить?

– Попрошу вас не задавать наводящие вопросы, – вмешалась Ирина.

– Просто девушка должна знать, что здесь она имеет право искренне и свободно рассказать о том, что у нее на душе.

– Я не знаю… – Катя потупилась, – может, вам другие свидетели говорили, что я считала Владимира Вениаминовича виноватым. Да, я один раз в сердцах сказала, что это все из-за него, ну и разнеслось как-то по больнице… А деньги почему не взяла? Зря, наверное. Может, ему бы стало легче от этого. Да вообще, конечно, надо было самой подойти и сказать, что я его ни в чем не виню, а я злилась, потому других-то винить всегда легче, а на самом деле если кто и виноват, то я сама.