Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

Не в силах больше сопротивляться, Жасент сдалась. Она хотела бы ни о чем не думать, отказаться от желания узнать правду. Внезапно к девушке пришло смутное осознание того, что смерть Эммы сеет в ее семье разлад, более того, как будто с ее смертью в их дом ворвался ветер, повергнувший всех в панику. Этот ветер был мрачнее и суровее норд-веста [11] Норд-вест – северо-западный ветер. , коварнее восставшей приозерной водной стихии. Он был способен погубить их всех.

Она перебирала в памяти события последних дней. Менее чем за три дня до похорон она виделась с Пьером, который утверждал, что порвал с Эльфин Ганье, но при этом они целовались. Лорик, который всегда был очень мирным и вежливым юношей, напал на слабоумного, ранил его, беспричинно обвинив в убийстве. Ее мать, неутомимая добрячка, яростная католичка, читающая всем проповеди о том, что нужно смириться с судьбой, если происходит несчастье, теряла рассудок.

«К тому же еще Гослен. Я почувствовала в его взгляде похоть… Он порочен, он хочет мной обладать…» – в который раз подумала Жасент.

При этом она напрочь забыла о галантности и внимании к ней со стороны Валласа Ганье, с готовностью называющего себя ее другом. Жасент была подавлена всеми этими настораживающими обстоятельствами. Что еще таит в себе жестокая гибель Эммы?

– Пойдем в гостиную, – мягко предложила Сидони. – Кюре уже здесь, он тоже пытается привести в чувство маму, но все напрасно.

Жасент последовала за сестрой, безучастная и молчаливая.

Сидони накрыла на стол. Одетая в черное платье, с перетянутыми траурной лентой волосами, она невидящим взглядом смотрела на графин с водой. Дедушка уже сидел за столом – веки его подрагивали, нос распух от слез.

– Не успели мы похоронить нашу Эмму, такую юную, так теперь моя Альберта теряет рассудок…

Тяжесть такого горя была для старика непосильной. Он протянул к внучке дрожащую руку:

– Я хотел бы поскорее умереть, Сидони.

– Не говори так, дедушка! Подумай о нас. Лорик, Жасент и я – мы все тебя любим, мы хотим еще долго быть рядом с тобой! Знаешь, моя мысль о том, чтобы открыть здесь, в деревне, свое ателье, нравится мне все больше и больше.

– Я думал, ты от нее откажешься… Ты должна помогать родителям, поддерживать отца.

– Одно другому не мешает, дедушка. После обеда я буду работать над заказами. Поначалу я буду спать на ферме. Таким образом, по утрам я смогу помогать папе и Лорику.

– Ты просто льешь мне бальзам на душу, моя хорошая, – улыбнулся Фердинанд.

Внезапно затрясся потолок – кто-то тяжело ходил взад-вперед на втором этаже. Это хождение сопровождалось громким криком – Жасент с отцом продолжали спорить.

– Да что с ними такое? – сетовал Фердинанд.

– Ты же знаешь папу! Когда ему плохо, он злится на весь мир! Сейчас досталось Лорику из-за того, что он пригласил к нам доктора Ланжелье. Так как Ланжелье – близкий друг мэра, Лорик задержался с ним поболтать. Брат рассказал ему о маме, и доктор порекомендовал вколоть ей успокоительное. Совет оказался хорошим: благодаря уколу мама спокойно проспит до утра. Вот только папа хотел, чтобы маму осмотрел его старый знакомый – доктор Клод из Сен-Прима, а не неизвестный ему врач из Сен-Метода.

– А что за лекарство он вколол моей Альберте? Со всеми этими новшествами… я уже ничему не доверяю.

– Успокоительное, обычное успокоительное. Иначе она бы побежала на вокзал с намерением сесть на поезд и отыскать Эмму! Боже милостивый, бедная наша мама!

Незаметно вздохнув, Сидони разложила по тарелкам полотенца для рук. Из теплой печки приятно пахло ее стряпней.

– Налить тебе стаканчик шерри, дедушка? – ласково предложила она. – Я тоже выпью, нам сейчас это не помешает.

– Не откажусь.

Они грустно улыбнулись друг другу.

– Знаешь, Сидони, я хотел бы понять, как Эмма могла утонуть… И когда. Почему она шла в Сен-Прим так поздно?

– Мы с Жасент тоже задаемся этим вопросом.

– А Шамплен не видит в этом ничего удивительного?

– Видит…

В этот момент спустилась Жасент, Шамплен шел сзади. Оба они вошли в комнату с каменными лицами, глаза обоих гневно блестели.

– Как только Лорик вернется, можем приступать к ужину, – сказала Сидони притворно-непринужденным тоном.

Лорик как раз заканчивал насыпать сено овцам. Вскоре он ворвался в столовую – щеки у него раскраснелись от ветра, но вид был печальный. За ним в комнату вошла Брижит Пеллетье.