Татьяна Бочарова - Спаси меня, пожалуйста!

Когда Оксане исполнилось семь, в дом пришел Семен Васильевич. Вернее, не пришел, а приехал в своей коляске. Оксане он показался страшным, как Кошей бессмертный из ее любимой сказки о жар-птице: такой же худой, костистый и немощный. Она никак не могла взять в толк, отчего мать пустила его к ним в квартиру. До него у Веры было много кавалеров, некоторые подолгу жили с ними, покупали пиво, курили на балконе, сидя на перевернутом ящике из-под апельсинов, ночами ходили в ванную, громко хлопая дверью и мешая Оксане спать. Все они были похожи между собой – рослые, плечистые, с равнодушными, ничего не выражающими лицами, пахнущие ядреным мужским запахом, смесью пота и табака. И вдруг на смену этим крепышам возник доходяга в инвалидном кресле!

Оксану в отчиме бесило все: его худые, высохшие ноги, огромные, точно лупы, стекла очков, пегий хохолок надо лбом, который он по утрам тщательно укладывал перед зеркалом. А особенно бесил его запах – прохладный, тонкий аромат одеколона. «Точно у женщины», – с презрением решила Оксана. Она понятия не имела, что мужчины тоже могут пользоваться духами. Не знала она так же, что мужчины могут не любить сигареты и спиртное, подолгу слушать классическую музыку, читать вслух стихи. Все это Семен Васильевич проделывал ежедневно, а мать сидела рядом и слушала, в восторге закатив глаза. Во дворе над Оксаной стали посмеиваться – мол, что за педика мать привела в дом. Она дала пару тумаков особенно остроумным и привязчивым, остальные заткнулись. Но сама Оксана никак не могла успокоиться – все принюхивалась к тонкому аромату французского одеколона, брезгливо морщилась, а заслышав музыку Моцарта, демонстративно закрывала дверь своей комнатенки…

Пришла пора идти в школу. Мать заплела Оксане косы, повязала пышные белые банты и повела ее на первую школьную линейку. Семен Васильевич ехал рядом, поскрипывали колеса коляски, вокруг распространялся запах духов. По случаю торжества он надел черный костюм, повязал яркий атласный розовый галстук, по-особенному уложил свой дурацкий чуб. Оксана не знала, куда провалиться от стыда – у всех родители как родители, а у нее это чучело огородное. Чучело, однако, моментально нашло контакт с учительницей, они долго что-то обсуждали, а потом, когда первоклассники уже сидели на своих местах, Елена Игоревна мило улыбнулась Оксане и уважительно сказала:

– Чернушенко, какой умный и интеллигентный у тебя папа. Гордись.

Оксана чуть под парту не упала. Гордиться?! Чем? Тем, что за ней по пятам ездит инвалидная коляска? Она оглядела класс, ожидая, что над ней снова станут смеяться. Но никто не смеялся, и у нее немного отлегло от сердца.

Семен Васильевич провожал Оксану в школу каждое утро, а после обеда неизменно ждал ее в школьном дворе. Вера была в положении и мучилась токсикозом. Встретив падчерицу, Семен Васильевич вел ее домой, кормил обедом, давал немного отдохнуть, а потом проверял, как она делает уроки. Он потрясающе объяснял – после его комментариев все самое сложное тут же становилось понятным. Оксана стала приносить из школы пятерку за пятеркой. Елена Игоревна не скупилась на похвалы. Вера сияла, поглаживая растущий живот. Первый класс Оксана закончила на «отлично», ей дали грамоту, а родителям подписали благодарность.

Летом Вера отправила дочь в лагерь, а сама поехала рожать. Вернувшаяся домой Оксана обнаружила, что теперь их в квартире не трое, а четверо. Новый житель казался не больше котенка. У него было красное сморщенное личико и короткие ножки с ручками. Ладошки он сжимал в кулачки, а иногда складывал из крошечных пальчиков фиги. И орал, орал как резаный. От его крика у Оксаны закладывало уши. Семен Васильевич блаженно улыбался, ездил взад-вперед с памперсами и ползунками, склонившись над кроваткой, сюсюкал с младенцем, тряс погремушкой. Вера день и ночь сцеживала молоко. Оксана почувствовала себя лишней. Она как-то сразу стала взрослой, несмотря на то что ей только исполнилось восемь. Отчим требовал качать братика, Вера кричала, чтобы она вынесла мусор. Ей хотелось во двор, к друзьям, но находилась куча дел и ее не пускали. «Родителям надо помогать, – назидательно говорил Семен Васильевич, – ты теперь старшая сестра, на тебе ответственность».

Оксану тошнило от этой ответственности. Ей страстно хотелось, чтобы Вовку отнесли обратно в роддом. Только теперь она оценила, как здорово они жили до его рождения. И запах одеколона, и Моцарт, несущийся из проигрывателя, и скрип инвалидной коляски – все это показалось ничтожным и несущественным по сравнению с тяжелым и душным чувством ревности к малышу. Оксана замкнулась, перестала разговаривать и улыбаться. Молча делала, что ей велели, а когда выдавалось свободное время, пряталась у себя с книжкой. Как на грех, почти все сказки повествовали о горькой доле падчериц, которых обижали злые мачехи и сводные сестры. Оксана с легкостью представляла на месте мачехи Семена Васильевича, а на месте глупой и жадной сестры Вовку. Растравляя себя все больше, она рисовала в воображении картину своего побега из дому, предвкушая, как ее хватятся, начнут искать. Мама будет плакать, а отчим нервно кусать губы – он всегда так делал, когда волновался или расстраивался. Очередной вопль проголодавшегося Вовки выводил ее из грез. Оксана никогда не успевала придумать, куда же именно она убежит. В сказочную страну? Но она уже понимала, что их не существует. В другой город? Например, в Санкт-Петербург, там живет мамина двоюродная сестра тетя Люба. Она работает кондитером в пекарне, у нее добрые голубые глаза и толстые румяные щеки, а детей нет. Возможно, она возьмет Оксану к себе вместо дочки. Вот только что на это скажет мама? В конце концов, Оксана собиралась и уходила к бабушке, которая жила совсем рядом, через пару домов.