— Чурок надо давить.
В его сознании понятие «чурки» охватывало довольно большую группу людей — и армян, и азербайджанцев, и дагестанцев, и грузин. Все — черные, усатые, в кепках. Давить — и никаких гвоздей! К чуркам он приравнивал и тех, кто по жизни не нравился ему и перебегал дорогу. Вообще мрази развелось — давить не передавить. С такими идеями он вернулся домой. Правда, немедленно реализовывать свой любимый лозунг он не собирался. Он вообще ничего не собирался делать. Он не знал, что делать. И не умел ничего делать, кроме как окунаться в дерьмо, выплывать из него при козырных картах и деньгах и опять окунаться и выплывать уже, как говорится, голым как сокол…
Перед призывом на военную службу Андрей больше всего боялся Военно-Морского Флота. Кому охота служить три года вместо двух и плавать на консервных банках, где зимой зуб на зуб не попадает, а летом жара, как в парилке. Да и вообще он никогда не любил водных просторов, и Васко да Гама из него не получился бы никогда.
Бояться, однако, нужно было кое-чего другого. Прежде всего седого, не старого еще капитана-«покупателя» на призывном пункте, который набирал команду в свою часть в Закавказье. Сперва Андрей даже обрадовался. Пехота так пехота. Жалко, конечно, что не десант: там научили бы с парашютом прыгать и взмахом ноги отрубать всех. Но зато не стройбат с его среднеазиатами, с парнями, имевшими судимости, и работой от восхода до заката. И не противовоздушная оборона — там служба не пыльная, но, говорят, можно угодить под высокочастотное излучение и стать бесполезным как мужчина. Или ракетные войска — протечет топливо, надышишься и будешь или трупом, или инвалидом.
Если бы Андрей знал, что его ждет, то сделал бы ноги еще из эшелона, следующего в Армению. В эшелоне ехала веселая команда, которую безуспешно пытались призвать к порядку седой капитан и три прапорщика. Все шло как надо. Ребята подобрались веселые, водку запросто доставали, а один «урюк» даже анашу предлагал, но Андрей тогда и понятия не имел, какой от нее прок. Он слышал, что в Армении было землетрясение, что она воюет с Азербайджаном. Из-за чего сыр-бор, он не представлял, да и не хотел в это углубляться. К Советской Армии это не могло иметь никакого отношения…
Часть расквартировывалась в нескольких километрах от Еревана. Подразделение оказалось более-менее нормальным. В первый день новобранцев экипировали, разместили в казарме. А ночью…
— Ты теперь не человек! — визжал рядовой Черниченко, награждая особо непонятливых новобранцев, выстроившихся ночью в казарме, оплеухами и ударами в «фанеру» (грудь). — Человек — это «дед». «Черпак» — это почти человек. А «молодой» — есть послушное орудие.
Рядовой Черниченко по совместительству с должностью радиста служил еще и палачом, то есть отвечал за физическое воспитание «молодых» — чтобы не забывали свое место и шуршали, как электровеники. Он был не особо здоровый, но большая сила не требовалась. Андрей попробовал огрызаться, попытался отбиться. В тот же день его избили «деды» в туалете, притом не слабо. Били довольно часто. Из его призыва не трогали только Шохина — кандидата в мастера спорта по борьбе в тяжелом весе. Ему лишь немного досталось в первый день, но просто так, для порядка.
— Дембель стал на день короче — старичкам спокойной ночи.
— День прошел — и хрен с ним.
Эти и множество других прибауток орали ночью солдаты первого года службы. Могли поднять ночью и потребовать сказать, сколько осталось до дембеля. Или всучить «дедушкины» обмундирование и сапоги — стирать и чистить. Не злись, салажонок, не возмущайся — будет и на твоей улице праздник. Тоже станешь «дедом» и будешь заставлять стирать свое обмундирование. Преемственность. Традиции. Ничего не попишешь.
Впрочем, били не слишком сильно — так, чтобы не оставалось следов. «Деды» и «черпаки» знали меру. Если перегнешь палку, можно и в дисбат в Гардабани загреметь. Будешь там два года трубить, потом в часть вернешься, да тебе еще эти годы и в службу не зачтут. Нет, извините подвиньтесь…
Слышал Андрей, что в некоторых других частях дела обстоят гораздо хуже, там, где командование совсем плюнуло на все и заботится только о карьере и показушном порядке. Бывает, избитые попадают в госпиталь, а в артполку даже убили солдата.
Хуже всего было землячество. Несмотря на все запреты, многие части Закавказского округа в большинстве состояли из местных призывников. Соберутся в подразделении сто грузин и десять русских, и начинается потеха. Все два года службы будешь на подхвате. И бьют русских там сильнее. О жалости и речи нет. Не завидовал он парням, которые попали в такие подразделения. Кроме того, те же грузины друг за друга держатся, в обиду не дают, а у русских один принцип: «Земляку в морду дать — как на Родине побывать».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу