Илья Рясной - Мокруха

— Вставай, Сявый. — Оперуполномоченный похлопал его по плечу.

— Я не хочу! — неожиданно сорвался Гусявин и всхлипнул. — Но почему… Почему все так погано? Я не хочу…

— Пошли, Ленька Пантелеев провинциального розлива.

Сявого подняли. Он начал вырываться и упираться, но, получив удар кулаком в спину, пулей вылетел в коридор.

— Нет! — Галя вскочила. — Не бейте его!

— Никто и не бьет.

— Славочка, я верю в тебя! Это ошибка! — Она кинулась за Гусявиным, но ее удержал боец СОБРа. — Я всегда верила в тебя. И верю…

— Да заткнись, шизичка недоделанная! — зло прошипел Гусявин, обернувшись к ней.

Галя застыла, открыв рот.

— Извини, Галя… Принеси теплого белья, хавки и курева.

Она кивнула:

— Принесу.

Она стояла, прислонившись к стене. Со стуком хлопнула дверь. Она вздрогнула и присела на корточки, закусив руку и постанывая как от боли.

— Смотрите. — Норгулин держал перед собой листок бумаги, демонстрируя его собравшимся в кабинете оперативникам, двум офицерам ОМОНа и бойцам СОБРа. — Вот бар «Счастливый случай».

— Мы его уже вскрывали пару раз, — сказал начальник отделения СОБРа Сергей Неверов.

— Объясняю для тех, кто упустил в прошлый раз такое счастье. Вход, первый этаж, там туалеты и кабинеты администрации. Там же стоят кресла, на которых жмутся парубки с дивчинами и чуть не трахаются. Кладем там всех и сразу наверх. Не останавливаясь. На втором этаже зал — цветомузыка, столики, «Мартини» с «Наполеоном» рекой льются. Публика самая дрянная. Тут Кувалда держал свой штаб, теперь место по наследству к Глинскому отошло. Там бандюга на бандюге. Тоже кладем всех на пол. Слишком не церемоньтесь. Чем громче будут трещать их ребра, тем меньше проблем будет у порядочных горожан. Ни одного нормального человека в этом баре быть не может — это обычная воровская «малина».

— Все опера садисты, — вздохнул Неверов.

— Потом хохмить будешь. Работаем по тяжелому варианту — бронежилеты, автоматы. Сферы и щитки берем, но в бар их тащить, пожалуй, не надо. На всякий случай. Если кто выхватит ствол — валить, не отходя от кассы. Патроны спишем при наличии трупа.

— Может, сначала «лимонку» туда швырнем — работать легче будет, — предложил Неверов.

— От такого гуманиста непривычно слышать подобные предложения. — Норгулин продолжал. — Вторая группа — прикрытие. Блокируете черный ход и не выпускаете никого. Всех, кто вырывается, кладете на пол. При вооруженном сопротивлении тоже валить не рассусоливая. Только чтобы друг друга не перестрелять.

— Не перестреляем.

— Когда успокаиваем народ, сразу досматриваем на наркотики и оружие. Понятые свои. У кого-нибудь из бандюг что-то обязательно должно быть. Но это дело десятое. Главное — нам надо найти этих людей.

Он продемонстрировал фотографии Глена, Снайпера, Гусявина и Матросова. Фото Цыгана не было, пришлось описать его на словах.

— Подозреваются в совершении около тридцати убийств.

— О-хо-хо, — протянул капитан из ОМОНа.

— Не забудьте, перед баром автомобильная стоянка. Тоже кладем всех мордой в асфальт. Сколько у кого раций?

— У нас три, — сказал Неверов.

— У нас две, — отозвался омоновец.

— Нищета… Ладно, хватит. Работаем на первом канале. Позывные… — Он под запись назвал позывные.

Два оперативных «жигуля», собровский «рафик», омоновский зарешеченный автобус двинулись по городу…

Бар «Счастливый случай» располагался во дворах вдали от шума городского, что вполне устраивало его обитателей. На просторной стоянке перед ним стояло несколько «жигулей», «москвич», «вольво» и «тойота». Под яркой, разноцветной, мигающей неоновой вывеской хлыщ в «вареной» дубленке и ондатровой шапке сжимал в объятиях пьяную девицу и что-то ей объяснял. Двое мордоворотов приглядывали за находящимися на стоянке автомашинами.

Милицейский «жигуль» нырнул в арку, «рафик» и автобус резко затормозили у входа.

— Стоять! Руки на капот!

Собровцы в масках, пятнистых комбинезонах высыпали из «рафика» и устремились к бару. Омоновцы в касках и бронежилетах выскочили из автобуса и оцепили подходы.

Мордовороты привычно положили руки на капот — это был не первый пережитый ими шмон, и они знали, что разумнее вести себя тихо. Хлыщ в дубленке, видать, был слишком крут. Выпячив губу, он сделал какое-то движение, которое можно было с натяжкой принять за каратистскую стойку, и крикнул:

— А с хрена ли!..

Договорить он не успел, получил с ходу ногой в живот, прикладом по спине и распластался на асфальте, жуя снег.