Майкл Коннелли: Поэт, или Охота на призрака

– Господи Исусе, но как такое возможно?!

– Как он выжил, ты хочешь спросить? Кто знает… Когда наши люди спустились вниз с собаками и прожекторами, его уже не было. Прямо под окном дома растет высокий эвкалипт, на верхних ветках которого остались следы крови. Видимо, Бэкус попал прямо на него и дерево смягчило удар. Собака потеряла след на дороге ниже по холму. Вертолет ничем нам не помог, он только перебудил всю округу… за исключением тебя. Перекрыли все дороги, оповестили все больницы, но тщетно. Правда, поиски еще продолжаются…

– Господи!..

Бэкус на свободе и где-то прячется. Я просто не мог в это поверить!

– Я бы на твоем месте особо не беспокоилась, – заметила Рейчел. – Вероятность того, что Бэкус попытается в ближайшее время добраться до тебя или до меня, очень невелика. Сейчас у него другая задача – уйти от преследования. Выжить.

– Я не это имел в виду, – поспешно сказал я, хотя Рейчел интерпретировала мое восклицание совершенно правильно. – Мне страшно, что такой человек вообще находится на свободе… Неизвестно где… Неужели нельзя как-то рассчитать… упредить…

– Над этим сейчас работают. Брасс и Брэд стараются изо всех сил, но не так-то это просто. До сих пор никто из нас не замечал за Бобом никаких странностей. Стена, разграничивающая две его жизни – тайную и явную, – должна быть непроницаемой, как дверь банковского хранилища. Некоторых преступников, подобных Бэкусу, нам вообще не удается разгадать или дать разумное истолкование каким-то их поступкам. В таких случаях единственное, что знаешь наверняка, это то, что некое семя зла таилось в них с самого начала. Какое-то время поведение этих людей остается в пределах нормы, но внутри зреет опухоль, а потом вдруг ни с того ни с сего появляются метастазы, и человек начинает вытворять такие вещи, что нормальным людям и в страшном сне не приснится.

Я молчал. Не то чтобы совсем уж не знал что сказать, просто мне очень хотелось, чтобы она продолжала говорить со мной.

– Они начали с отца, – сказала Рейчел. – Я краем уха слышала, что Брасс собирается в Нью-Йорк к Бэкусу-старшему. Не хотела бы я быть на его месте. Представь себе, любимый сын пошел по твоим стопам, выбрал карьеру агента ФБР, и вдруг он же становится твоим самым жутким кошмаром. Как там у Ницше? «Кто сражается с чудовищами…»

– «…Тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем», – закончил я цитату.

– Вот именно.

Некоторое время мы оба молчали, размышляя о том, как все повернулось.

– А ты почему не с ними? – спросил я наконец.

– Меня пока оставили дежурить в управлении, до тех пор, пока не выяснят все обстоятельства перестрелки с Бэкусом… ну и кое-что еще.

– А что тут особо выяснять? Тем более что Бэкус, скорее всего, жив?

– Ну, есть и некоторые другие моменты.

– Наши с тобой отношения? – догадался я.

Она кивнула:

– Можно сказать, что моя способность действовать хладнокровно и принимать взвешенные решения оказалась под вопросом. Согласись, что близкие отношения между агентом и свидетелем, к тому же журналистом – это не совсем то, к чему привыкли в ФБР. А тут еще эта фотография…

Она взяла со стола какой-то листок бумаги и протянула его мне. Это была распечатка присланной по факсу черно-белой фотографии. Я увидел себя, сидящего на кушетке в приемном покое больницы, и нежно наклонившуюся ко мне Рейчел. На снимке был запечатлен наш поцелуй.

– Помнишь того любопытного врача, который подглядывал за нами? – спросила Рейчел. – Так вот, никакой это был не врач, а папарацци, который сделал снимок и продал его таблоиду «Нэшнл инкуайрер». Должно быть, мерзавец специально переоделся в белый халат, чтобы пробраться в больницу. В свою очередь издатели, руководствуясь высшей журналистской этикой, прислали это сюда и попросили дать им интервью или, по крайней мере, прокомментировать снимок, как будто мало того, что ко вторнику фотография окажется на газетных стендах во всех супермаркетах страны. Что ты об этом думаешь, Джек? Может быть, в качестве комментария посоветовать им подтереться этой бумажкой? Как, по-твоему, напечатают такой комментарий?

Я положил бумагу на стол.

– Мне очень жаль, Рейчел…

– Что ты заладил одно и то же? «Прости, Рейчел… Мне очень жаль, Рейчел…» Впрочем, теперь тебе только это и осталось, Джек.

Я чуть было не произнес сакраментальную фразу еще раз, но вовремя спохватился и несколько секунд просто смотрел на нее, мрачно размышляя над тем, как меня угораздило так страшно ошибиться. Мне было уже ясно, что Рейчел вряд ли меня простит. Не переставая жалеть себя, я обдумал все части мозаики, некогда составлявшие в моем мозгу единое целое. Довольно скоро я убедился, что кое-что проглядел. Но оправданий, как я их ни искал, не было.