Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Борис замялся.

– Эх, давно это было, – обтекаемо пробормотал он. Правда была другой: никогда. В школе Борис подавал другим пример, потому что родители-учителя (мама биологии, папа физики) иного не ждали. А в Ленинграде за место в универе ему, провинциалу, пришлось держаться зубами: любая оплошность – и вылетишь к себе обратно, в Белгород.

Борис пропустил этот опыт в положенное время. Но решил, что никогда не поздно. Раз ему сейчас четырнадцать, то так тому и быть. Задрал полы пальто, вставил загаженный глиной носок ботинка в ячейку сетки. Уцепился пальцами. Сетка страшновато обвисла под его тяжестью, но Борис оторвал и вторую ногу от земли.

– Я думаю… – деликатно начала Даша. Борис, ничего не успев сообразить, описал плавную дугу вместе с сеткой и упал плашмя.

Удар выбил из его головы последний сор забот, поднявшийся облачком пыли. Как князь Андрей в «Войне и мире», Борис увидел над собой пронзительное глубокое голубое осеннее небо.

А потом Даша бросилась его поднимать.

– Круто, – радовалась она. – Молодец. Теперь тут дыра – прямо как следует дыра.

Край сетки раскачивался, загибаясь. Они влезли в парк. После чего у них остались две проблемы: как прикрыть Борису прореху на брюках и где купить мороженое.

Канифоли не было нигде.

Вероника видела этот пакет с канифолью так ясно перед собой, вплоть до надорванного уголка! И вместе с тем пакета не было нигде. Как будто он находился в двух измерениях сразу: доступный мысленному взору – но не доступный рукам.

Вероника стукнула коленями в пол, распахнула дверцы трюмо. На пол полетели трико, туфли, утаскивая за собой скомканные атласные змейки тесемок. Рейтузы, гетры. Кофты. Вывалилась, как с последним рвотным усилием, скомканная спортивная сумка. Вероника накинулась на нее. Ощупала нутро, рванула за язычок молнии, поскребла ногтями подкладку. Пакета не было.

– Ты что-то потеряла? – елейно-сочувственно осведомился голосок за спиной.

Люда просовывала в дверь любопытный носик.

Лучше правды – только приемлемая правда.

– Канифоль, – процедила Вероника.

– Ой, хочешь, сбегаю. У меня своя есть. Принесу.

Вероника видела, как любопытные глазки изучают раскиданное на полу барахло. Принялась машинально собирать гетры, рейтузы – террариум дохлых шерстяных удавов. Не очень соображая, что делает. Главное, сохранять видимость того, что она занята чем-то понятным. Приемлемой правдой. Сердце било по желудку. Подвернулась сумка – стала запихивать все в сумку.

Не дождавшись ответа, Люда поинтересовалась:

– А почему к тебе поклонница приходила? Когда Белова вводилась, – безжалостно уточнила она и опять прикинулась дурой: – Спектакль-то – Беловой был. Она что – спектакль Беловой приходила смотреть? Ну и народ, совсем обнаглел… Это ее мужик в костюме потом искал? Поклонницу твою?

Вероника засаживала кофту в сумку так, будто вталкивала ее Люде прямо в любопытную пасть, в горло. Но говорила – спокойно:

– У нее и спроси! Зачем. Что тебе вообще надо?

Но Люда не убралась.

Она изучала Веронику, разгром в гримерке. Вероника вдруг увидела его. С полок, как нити рвоты, свисало барахло, которое до этого дня не тревожили месяцами, годами. В комнате повис запах пота, пыли, духов, канифоли. Старья. Старье, вот кто она сама. Никто ее больше не боится. Неужели это настало так скоро?

– Да ничего, – не проглотила язык Люда. – Просто спросила: канифоль – принести? У меня есть.

– Мне не нужна канифоль, – ответила Вероника, но быстро спохватилась: – Я сегодня репетировать уже не буду. Неважно себя чувствую.

– Ну ты поправляйся. Мне ведь не срочно. Просто интересно… Поправляйся! – крикнула ей вслед Люда.

Вероника прибавила шаг.

К счастью, лифт ждал на этаже. Вероника шмякнулась задницей, спиной в стену, чувствуя, как мерзкий пот пропитал одежду под мышками. Утопила кнопку. Поехали навстречу друг другу две железные челюсти.

Вот бы эти двери отсекли от нее сразу все, все.

Ну почему они всегда все выглядят, как старые девы? Разве трудно покрасить, например, волосы? Купить красивые очки. Или вообще, перейти на линзы. Подтянуть сиськи – если не у пластического хирурга, то хотя бы нормальным лифчиком. Геннадий знал о женщинах все. Из чего получается их красота – тоже. Всю техническую сторону. Срезание кожи у ногтей, отшелушивание ороговевших слоев кожи, подпиливание, обертывание, депиляция, клей для ресниц, тугие трусы. Это не мешало. Ты же не любишь свою машину меньше оттого, что в ней надо менять масло. Геннадий любил женщин. Но только ухоженных.