Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

– Даша! – крикнул из ложи Аким. – Что там у тебя?

– Фигура не та…

И не стал слушать (в любую секунду из ямы мог начать расти атомный гриб):

– Ну хватит уже. Правда. Ну фигура. Та, не та. Оно тебе на сцене мешает?

Белова помотала головой.

– Не мешает? – наскакивал Аким. – С туров не сбивает? На голову не падает? Ну и отлично!

Орджоникидзе подал недовольный, но окрашенный любопытством голос:

– Что там еще? Белова, что там у тебя?

Аким, задирая все еще гибкие ноги, перелез через барьер на сцену. Кивнул с извиняющимся видом дирижеру:

– Пять секунд.

Подошел.

– Даша, все. Давай в последний раз это обсудим. Я тебе верю. Честно! У тебя нервы. Понимаю! Я бы тоже был на нервах. Сочувствую! – Аким прижал руки к сердцу, как балетный принц, чья любовь – навсегда. И тихо пояснил: – Но ты их тоже пойми. Вы с труппой притираетесь взаимно. Им тоже надо к тебе привыкнуть.

Белова слушала, лицо без выражения. Аким подошел вплотную. Дело в том, что он не врал, он вполне ей верил. Он знал своих: они могли всякое. Но прямо сейчас он стоял в перекрестном огне. На сцене жгли любопытные глаза Авиловой (после репетиции понесется рассказывать остальным), в яме Орджоникидзе уже начинал подскакивать на месте, как крышка, готовая сорваться с парового котла.

Сейчас надо было просто все это залить противопожарной пеной.

Аким наклонился к самому ее лицу:

– Даша. Я понимаю. Нервы. Понимаю. Ты устала. Чувствуешь ответственность. Но не накручивай сама себя тоже. Не реагируй, и они быстрее потеряют к тебе интерес. Я их не выгораживаю. Но и ты пойми. Побесятся – и привыкнут. Быстрее оставят тебя в покое. Не реагируй. Хорошо?

– Хорошо, – ответила угрюмо она. Отошла обратно в угол сцены.

Аким бросил взгляд на Мадонну в углу. Такая она? Не такая?.. Сам он танцевал только партию Меркуцио – в сцене с Мадонной занят не бывал.

Орджоникидзе заревел из ямы:

– Сеанс психоанализа закончился? Белова! Я могу продолжать работу? Большое спасибо.

Аким отпрянул в кулисы.

Убедившись, что балетные пешки на местах, Орджоникидзе взмахнул всем телом, тряхнул щеками, со лба полетели капли пота. И музыка ожила с того места, где оборвалась.

– Вот блядь, – сказал себе в коридоре Аким. В руках его по-прежнему был желтый листок с телефонным номером главы Президентского комитета.

Аким подкараулил Белову после репетиции.

Та изучила бумажку.

– Спасибо, – протянула обратно Акиму. – Я не могу.

– Даш, ты что? Ты знаешь, кто это? Важный человек. В правительстве. Очень, очень любит балет. Вся их семья – большие твои поклонники.

– Пусть на спектакль приходят. Я контрамарку сделаю.

– Даш, ты меня удивляешь. Это же не лично для меня – для театра. Ну что ты как маленькая. Это же твоя работа. Тоже работа.

Она задумалась.

– Очень важный человек. Для театра, – повторил Аким.

– Ладно. В понедельник пойдемте?

– А я тут при чем?

– Вы что, не идете?

Видеть чету Свечиных, да еще с Майей, да еще на их поле – когда сбежать от них так же невозможно, как боксеру с ринга, – Акиму хотелось меньше всего на свете.

– Тебя ж пригласили, не меня.

– Нет. Я их не знаю.

– Ну и что? Вот и познакомишься! Я их знаю. Очень приятные люди. Интеллигентные, культурные. Посидите, поужинаете, поговорите.

Даша замотала головой, попятилась от бумажки, как корова от электрического забора:

– Нет. Одна точно не пойду. Одна – нет.

– Ну друга с собой возьми. Друзья-то у тебя в Москве уже есть? Миша? Миша! Подожди. На, бери друга и иди.

Аким сунул ей бумажку в руки, сделал вид, что не спускает глаз с удаляющегося «Миши» в дальнем конце коридора, и попросту сбежал.

Даша развернула бумажку. Ни имени, ни фамилии, только номер.

Она вынула свой телефон и зависла над вопросом Акима: кого она могла хотя бы с натяжкой назвать своим другом в Москве?

Нажала «вызов».

– Привет, – с удивлением откликнулся Борис. – Как дела? У вас все хорошо?

– У меня в понедельник выходной, – сообщила Даша.

– Круто. У меня вот, как у всех: понедельник – тяжелый день.

– Я подумала… Может… Хотите, пойдем…

Она задумалась: «в гости» не годилось. Он мог подумать, что она зовет его в гости – к себе домой. Но это же совсем не то, что она имеет в виду! – не прямо, во всяком случае, сейчас. У него был слишком нелепый нос. К носу еще надо было привыкнуть.

– Конечно, хочу, – с энтузиазмом отозвался Борис. – Ненавижу понедельники.

– И я… – обрадовалась Даша.

Понедельник в театре всегда выходной. Ни класса, не репетиций, ни спектаклей. По понедельникам в Питере она могла гулять. От Крюкова канала по Садовой, потом через Марсово поле, через мост, оттуда на Петроградку или… Как гулять в Москве, было непонятно. Каждый более или менее пригодный для прогулок переулок упирался в магистраль, забитую машинами. Понедельник в Москве был звенящей пустыней, которую надо было как-то пересечь. Обычно она до тошноты закармливала видеоплеер дисками или шарила по ютьюбу – смотрела спектакли других балерин.