Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

Вера перекатилась на спину. По потолку прошли два прямоугольника света. Где-то внизу проехала машина с включенными фарами. Но шум был надежно отсечен плотными окнами.

Тихо вытянула из-под матраса украденный телефон. Блядофон. Прикрыла краем одеяла, чтобы свет экрана не разбудил спящего мужа. Проверила. По-прежнему ничего. Ни звонков, ни сообщений.

Плохой знак. Вера знала, какой хороший: когда девка начинает истерически наяривать на телефоне. Рвется «все рассказать» жене. Потому что Бориса ее истории уже не интересуют. Это значит, она, Вера опять победила.

Но не сейчас. Сейчас телефон был пуст.

Недоразумение выяснилось. Маленькая сучка, конечно же, не слилась – все так же строчит и названивает. Просто по новому номеру. Который ей выдал Борис. Может, даже сделал пальчиком маленькое «но-но»: мол, поаккуратнее. Пиздюк.

Теперь ничего не известно.

Посасывающая пустота начала глодать Верин желудок, грудь, горло.

Был только один способ унять это чувство, похожее на голод.

Вера невесомо подняла одеяло. Осторожно, чтобы даже изменение давления на матрас не разбудило спящего мужа, выскользнула из кровати. Ноги по ковру ступали неслышно. Она легко нашла путь в знакомой комнате. Телефон Бориса выделялся на белом ночном столике. Вера обхватила его пальцами. Пин-кода к этому телефону она не знала. Руки Бориса лежали под одеялом. Плохо. Но прежде чем Вера положила телефон обратно, Борис заворочался, выпростал руки, перевернулся на бок. Вера задержала вдох, поднесла телефон к неподвижной руке. Стараясь не сжимать сильно, отделила указательный палец и приложила к круглой кнопке. Высветились иконки общего меню.

Сообщения Борис не стер. Вера открыла последнее. Красное сердце. Ее собственное тут же забилось где-то в горле. Вера открыла предыдущее. Легко запомнила место и время встречи. Два часа дня, на скамейке Берлиоза. Смайлик. Двоеточие со скобкой хохотало над ней. Вера тихо вернула телефон на ночной столик, пока руки не затряслись сильнее.

Вера выкрутила душ. Обрушились водяные иглы. Повис «белый шум». Под его покровом Вера тихо вышла в прихожую. Пальто и сапоги были скомканы в большой сумке через плечо. Дверь не скрипнула. Запирать ее за собой Вера не стала – побоялась щелчка. Побоялась Виктора, его слуха, всегда настроенного на нее.

И точно. Едва входная дверь сомкнулась со своей рамой, голова Виктора высунулась в коридор. Он опять был похож на ласку, которая почуяла мышь. Но ничего странного не заметил. Послушал. Из ванной мирно шумел душ.

Виктор посмотрел на часы: дело к половине второго. Времени еще навалом. Чтобы все обсудить и разметить действия.

– Ань! – крикнул.

Сестра что-то ответила недовольным голосом. Виктор вышел. Так как отпуск его еще не истек, Виктор позволил себе вместо пиджака надеть поверх рубашки свитер. Легонько стукнул в ее дверь.

– Да, заходи, – пригласила сестра.

Но комната была пуста.

– А ты где?

– В шкафу.

Виктор прошел через всю комнату, отодвинул занавеску и вошел в другую, поменьше. В самые давние, еще дореволюционные времена, в ней, вероятно, жила няня – няня тех детей, которым предназначалась большая, Анина комната. В комнате няньки Аня устроила гардеробную.

Аня сидела на коленях перед полками.

– Думаю, что делать с этой уродской сумкой.

Виктор не считал себя компетентным в вопросе. Сумка напоминала портфель, вот все, что он мог сказать. Еще припомнился мультик, который он видел в детстве: вроде бы похожая сумка была у вредной старухи Шапокляк. Во всяком случае, такие сумка навевала ассоциации: что-то сухое, угловатое, старушечье.

Но ассоциациям Виктор предпочитал цифры. А раз их не было, то перевел разговор на то, что думала сама Аня:

– Она тебе больше не нравится?

– Она мне никогда не нравилась.

– Зачем же ты ее купила?

– Папа купил. Сюрприз типа. Лучше бы отдал деньги в фонд защиты животных, честное слово. Если все равно на что выкинуть.

– Верни ее в магазин.

– Я звонила. Они говорят, у них совсем недавно был возврат ровно по такой же точно модели. Какая-то женщина вернула свою. Точно такую же.

– Видишь. Ну значит и…

– О, ты что. За это западный менеджер тут же уволил русского. Так что пойти навстречу они больше не могут… А где мама?

– Я как раз тебя хотел спросить: а сейчас что с мамой?

Аня подняла свой портфель, оглядывая:

– Сейчас все хорошо. Она немного поплакала из-за балерины. Но там серьезного ничего и не было… На ебэй ее теперь, что ли, выложить?