Ирина Градова - Экзотический симптом

– Точно, – вздохнула Алла. – Знаешь, Мариш, пожалуй, я все-таки закажу себе кусочек шоколадного торта: от одного-то меня не разнесет, верно?

– Тебе сейчас просто необходимы «гормоны счастья»! – горячо поддержала подругу Марина и, не дожидаясь, пока она передумает, подозвала официантку.

– Итак, Севан, что вы можете рассказать мне о вашей пациентке Карпенко?

Доктор Мейроян сидел напротив Мономаха в его кабинете, являя собой картину безупречного здоровья и неземной красоты.

Если бы Мономах был женщиной, то непременно оценил бы потрясающие внешние данные молодого хирурга, его густые черные волосы, пышные усы, гладкую смуглую кожу и белые, ровные зубы – ну, ни дать ни взять, картинка с рекламы здорового образа жизни! Но Мономах был мужчиной, причем самой что ни на есть традиционной ориентации, и Мейрояна он к себе вызвал вовсе не за тем, чтобы полюбоваться на него, а чтобы задать кое-какие вопросы. По выражению лица молодого врача он заметил, что тот слегка занервничал.

– А почему вы спрашиваете, Владимир Всеволодович? – поинтересовался он осторожно.

– Потому что вчера вечером Карпенко чуть не ускакала из больницы на одной ноге, вот почему! Вы ее уже видели?

– Нет, Татьяна поймала меня на входе в отделение…

– Ясно. Я правильно понимаю, что для вас ее неадекватное состояние – не секрет?

– Правильно.

– Так в чем дело?

– Видите ли, Владимир Всеволодович, Карпенко поступила по «Скорой», ведь мы позавчера дежурили по городу…

– Я в курсе. Почему не к Тактарову?

– Он отказался принимать, сказал, что коек нет свободных. Только это вранье: после Карпенко он принял двух иногородних пациентов!

– То есть платных, – кивнул Мономах. – Понятно.

– Вот скажите, Владимир Всеволодович, разве завотделением может выбирать, кого класть, а кого нет? – возмущенно продолжал Мейроян. – Тактаров пользуется отсутствием главврача и тем, что начмеду не до разборок!

– Бог ему судья, Севан, – отмахнулся Мономах. – Итак, Карпенко поступила к нам по «Скорой»?

– Ее велосипедист сбил. По городу поставили на тротуарах разметку для велосипедистов, но народ не привык оглядываться… Да и, честно говоря, кто ж ожидает, что люди будут ездить по снегу да слякоти? Вот и Карпенко не ожидала!

– Значит, она неудачно упала?

– Да, но…

– Продолжайте!

– Когда сделали рентген, я заметил на нем несколько сросшихся переломов.

– Несколько?

– Если точно, семь.

– Сколько?!

– Карпенко – не спортсменка, работает в круглосуточном магазине кассиром. Откуда, спрашивается, такие повреждения?

– Хороший вопрос, вы ей его задавали?

– А как же!

– И что она говорит?

– Что она неуклюжая, часто падает – стандартная отговорка избиваемых жен.

– Карпенко замужем?

– Я ее мужа не видел, он ни разу не пришел за два дня.

– А о детях вы разговаривали?

– О детях?

– Ну, о ее детях, которые дома остались?

– Нет, по правде сказать, я…

– Понятно. Я сказал девчонкам присматривать за Карпенко, чтобы она, не ровен час, не попыталась снова рвануть домой, но и вы, Севан, не расслабляйтесь, ладно? Я уже «стукнул» Ковальчук…

– Кому, простите?

– Ну, соцработнице нашей. Чтобы она, значит, занялась Карпенко: может, разберется, что с детьми делать?

В этот момент зазвонил телефон.

– Да? – сдернув трубку, гаркнул Мономах.

– Владимир Всеволодович, если вы сейчас не заняты, зайдите, пожалуйста, к главврачу, – услышал он незнакомый вежливый голос, который, совершенно определенно, не принадлежал тощей, высохшей, как вобла, секретарше Муратова.

– К… главврачу? – переспросил он, внезапно вспомнив о вчерашнем разговоре с Гурновым.

– Точнее, к и.о., да, – подтвердил голос. – Так вы зайдете сейчас?

– Через пять минут.

– Спасибо.

– Что случилось? – задал вопрос Мейроян, как только Мономах повесил трубку.

– Похоже, у нас новый главный, – пробормотал тот.

– Кто?

– Понятия не имею, но он хочет меня видеть.

– Ну, я тогда пойду… Владимир Всеволодович, как думаете, нам стоит волноваться?

– Вы о чем?

– О планах Муратова расформировать отделение. Как считаете, новый главный продолжит его дело?

– Поживем – увидим, – хмыкнул Мономах, провожая коллегу до дверей.

Он подходил к кабинету Муратова… пардон, к бывшему кабинету Муратова, со смешанным чувством. С одной стороны, теперь за этими дверьми сидит человек, который может оказаться лучше, чем бывший главврач. С другой – ощущения, которые он каждый раз испытывал, подходя к этому кабинету последние пару лет, приятными не назовешь, а потому нельзя сказать, что Мономах был преисполнен оптимизма.