Кейт Родс - Убивая ангелов

– Ты что делаешь, Эл? – Лола проковыляла в прихожую, протирая заспанные глаза.

Я уже занесла над головой бутылку с вином, готовясь обрушить ее на голову непрошеного гостя.

– Приняла тебя за грабителя. Ты зачем свет выключила?

– Прилегла на диване и уснула. Ты же не ответила на мой звонок, вот я и забеспокоилась.

Мне не хватило духу объяснить, что сочувствием делу не поможешь – когда обо мне начинают заботиться, я расклеиваюсь. Вместо этого я прошла в кухню приготовить чаю, но руки у меня дрожали, и молоко растеклось по столу.

– Тут твой друг приходил, – сообщила Лола. – Долго не задержался. Сказал, что еще вернется.

– Ты о ком?

– О Даррене. – Подруга размешивала сахар в чашке. – По-моему, у него что-то важное. Может, тебе стоит ему позвонить.

Я схватила ее за руку:

– Послушай меня, Ло. Это он меня преследует. Он опасен. Не разговаривай с ним больше.

– Так это он – преследователь? – изумилась моя гостья. Представления о человеческой натуре у нее весьма своеобразные. Заключенный из камеры смертников мог бы запросто убедить ее, что он чист, как свежий снег. – Послушай, Эл… – Она внимательно на меня посмотрела. – Тебе не следует оставаться одной.

– А как же Нил?

– Не помрет. – Лола лукаво улыбнулась. – И пусть не расслабляется.

Я обняла ее, и мы отправились на поиски чистого постельного белья. В холле отчаянно мигал автоответчик. Пришлось прослушать. Первое сообщение было от Тейлора, извещавшего о том, что он доложил Бразертон о моем непрофессиональном поведении. Сержант говорил важным тоном, с театральными паузами между предложениями, как будто попыхивал при этом кубинской сигарой. Контракт со мной будет со дня на день аннулирован. Следующее сообщение – тридцать секунд молчания и тихого дыхания. Потом щелчок. Отбой. Последнее же сообщение, с густым, как шотландский туман, акцентом пришло от Бернса. Я стерла все и нырнула в постель.

На следующее утро Дон Бернс ожидал меня в «Браунз». Я хотела спросить, знает ли он, что его заместитель копает под меня и добивается моего увольнения, но время для таких новостей было, похоже, не совсем подходящее.

– Стивен Рейнер раскрыл нам свой маленький секрет, – сообщил инспектор. – Когда ты написала про Фрайберга, я спросил, что ему известно о Поппи. Тут все и открылось. Как начал, так уже и остановиться не мог.

– И что он рассказал? – заинтересовалась я.

– Рейнер подслушал на работе, как кто-то говорил, что Поппи – любимица всей верхушки. Достать ее адрес оказалось нетрудно. Два-три вечера в неделю он ходил на Рафаэль-стрит и фотографировал. Думал использовать снимки для шантажа, если его попытаются уволить. А потом допустил ошибку. Рассказал обо всем другу на вечеринке, а через несколько дней обнаружил, что камеру украли. Там было с полдюжины служащих банка, включая всех жертв.

– И ты думаешь, что убийца использует снимки как своего рода руководство. Все, кто бывал у Поппи, теперь в его списке.

Телефон зазвонил раньше, чем Бернс успел ответить. Некоторое время инспектор слушал голос из трубки, и я видела, как он меняется в лице. Выслушав, он убрал телефон в карман.

– Хенрик Фрайберг пропал.

Мы сели в его машину. Дон хмурился, и я знала, о чем он думает. Фрайберг был одним из постоянных клиентов Поппи, и, конечно, Рейнеру не составило труда щелкнуть его у входа в дом.

По дороге я размышляла о Стивене Рейнере. Он верил, что его единственный союзник – босс. Может быть, даже надеялся, что когда Грешэм уйдет в отставку, он автоматически займет его место. Когда мы разговаривали, Стивен показался мне таким слабым… Если убийца пользовался сделанными им фотографиями, чувство вины могло подтолкнуть его к краю.

Тем временем мы уже подъезжали к Уэст-Энду. Я посмотрела в окно. В Мейфэре миллионеров живет больше, чем в любом другом районе города, но пешеходы здесь изо всех сил старались не показаться богатыми. Вид у большинства был неряшливым и богемным, как у художников или вышедших на покой актеров.

Бернс свернул на узкую улочку. Хотя отсюда и открывался вид на Гайд-Парк, дом Фрайбергов казался слишком обветшалым, чтобы принадлежать банкиру. Посреди лужайки – детская площадка. Семья будто представляла свой дом как рай для детей. Встретившая нас женщина с глубоко посаженными темными глазами, наверное, была когда-то красивой. За пятьдесят, слегка располневшая в талии, с крашеными каштановыми волосами. Она пригласила нас в гостиную, где у окна стояла молодая женщина с напряженно-озабоченным лицом.