Мэри Кларк - Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

— Стой! Или мы стреляем! — раздался угрожающий голос.

Лиса рванул дверь, и раздался оглушительный звон, он захлопнул ее за собой и побежал зигзагами по полю. Прямо перед ним оказался самолет на Феникс, он побежал вокруг. Почти под левым крылом стоял пикапчик, урча мотором. Водитель как раз забирался внутрь. Лиса налетел сзади и изо всех сил ударил ребром ладони по шее. Тот охнул и потерял сознание. Лиса столкнул его на землю и прыгнул за руль. Выжимая педаль газа, он обогнул самолет. Стрелять, пока они за самолетом, они не посмеют!

Но с секунды на секунду легавые погонятся за ним на машине. Или вызовут другие машины с поля перехватить его. Бросить машину было рискованно, но оставаться в ней, пожалуй, еще рискованнее. Взлетные полосы были огорожены или упирались в пролив. Поехать по полосе значило оказаться в ловушке.

Они ищут человека в пикапе на поле. А искать его в здании аэровокзала и не подумают… Он высмотрел такой же пикапчик, стоявший возле ангара, свернул к нему и остановился. На сиденье рядом с ним лежали сшитые накладные. Он взглянул. Что-то о пищевых продуктах. Он схватил книжку накладных и выскочил из пикапчика. Дверь с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН» как раз открывалась. Нагнув голову к накладным, он ухватил ее край. Из двери энергичной походкой вышла девушка в форме стюардессы, взглянула на накладные и зашагала дальше.

Теперь его походка стала уверенной, быстрой. Он прошел по коридорчику с дверьми справа и слева и секунду спустя оказался в зале. Навстречу ему бежала охрана аэропорта. Словно не замечая их, он прошел через зал, вышел наружу и подозвал такси.

— Куда? — спросил водитель.

— Центральный вокзал. — Он вытащил двадцатидолларовую бумажку (его последние деньги!) — И побыстрее. Мой рейс отменили, и мне надо успеть на поезд до одиннадцати тридцати.

Водитель был мальчишка — года двадцать два, не больше.

— Мистер, времени в обрез, но я вас домчу. Дороги уже в порядке, движение небольшое. — Он нажал на газ. — Держитесь!

Лиса откинулся на спинку. От ледяного пота его знобило. Они знают, кто он такой. А что, если они покопаются в его прошлом? Что, если кто-то скажет: «А ведь он работал в «Устричном баре». Мыл посуду». Что, если они сообразят про комнату и пойдут ее проверить?

Бомба подключена к будильнику. Значит, если кто-нибудь войдет в комнату, у них будет время забрать оттуда Шэрон с Нийлом, а может, и обезвредить бомбу. Да нет, она наверняка взорвется, если до нее дотронутся. Очень чувствительная штука!

Последний звонок был лишним. А все Шэрон! Надо было задушить ее вчера. Он вновь ощутил свои руки на ее горле, нащупывающие мягко бьющийся пульс. К остальным он руками не прикасался, а закручивал, затягивал их собственные шарфы или пояски. Но она! Желание сомкнуться на этой шее жгло ему пальцы. Это она его погубила! Обморочила, притворившись, будто влюблена в него. То, как она смотрела на него с экрана, даже если сделать скидку на телевизор… — держалась так, будто хотела его, будто хотела уехать с ним. А вчера обняла его, чтобы схватить пистолет! Дрянь! Хуже всех остальных, хуже приемных матерей, хуже воспитательниц в приютах. Все они его отталкивали, когда он пытался поцеловать их. «Прекрати! Не смей этого делать!»

Не надо было брать Шэрон в потайную комнату. Забери он туда одного мальчишку, ничего этого не случилось бы. Она принудила его взять ее туда, а теперь деньги пропали, они знают, кто он, и надо скорее скрыться.

Но сначала он убьет ее! Они, наверное, уже начали эвакуировать вокзалы и аэропорты. И вряд ли так быстро вычислят комнату. Но бомба — слишком легкая смерть для нее. Пусть откроет глаза, увидит его, почувствует вот эти руки на своей шее. Ему надо увидеть, как она будет умирать. Надо поговорить с ней, объяснить, что он сделает, послушать, как она начнет умолять его, и вот тогда он стиснет руки!

Он закрыл глаза и сглотнул, борясь с сухостью во рту, ощущая дрожь экстаза, иголочками покалывающую потную кожу.

Ему понадобится не больше четырех-пяти минут на вокзале. Если он доберется до комнаты к одиннадцати двадцати семи, у него будет еще достаточно времени. А выберется он через туннель на Парк-авеню.

Ну и пусть у него нет кассетника! Он и так запомнит, как будет звучать Шэрон. Обязательно запомнит! И, засыпая, будет слышать, как она звучала, умирая.

Мальчишка… Ну его он просто оставит там. На него хватит бомбы — на него, и на легавых вонючек, и на всех, кто не успеет выбраться с вокзала. Даже не поймут, что с ними случится.