Мэри Кларк - Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Вечером в этот понедельник у Лалли было свидание с Рози в главном зале ожидания. Зимой у нее разыгрался артрит. Только он и мешал ей навестить любимую комнату. Но прошло шесть месяцев, и внезапно она поняла, что ей не терпится снова побывать там. «Просто схожу поглядеть, как там», — подумала она. Можно и переночевать, если окажется не очень холодно. Но скорее всего — нет.

Лалли тяжело спустилась по ступенькам в нижний зал. Народу там было мало. Она тихой мышкой прокралась по перрону, выглядывая охранников. Нельзя рисковать, чтобы кто-то заметил, как она входит в комнату. Уж тогда они не позволят ей ночевать там. Даже самые добрые.

Она обратила внимание на семью с тремя маленькими детьми. Очень симпатичными. Детей она любила и была хорошей учительницей. После того как класс кончал потешаться над ее некрасивостью, она обычно находила общий язык с учениками. Но не то чтобы она хотела вернуться в те дни. Да ни за что!

Она собиралась уже спуститься по пандусу к 112-му пути, как вдруг ее внимание привлекла драная алая подкладка, свисавшая из-под старого серого пальто.

Лалли узнала это пальто. Неделю назад она примеряла его в лавке подержанных вещей на Второй-авеню. Не может быть двух таких с одинаково обвисающей подкладкой. В ней пробудилось любопытство, и она посмотрела на лицо женщины в сером пальто и удивилась, увидев, как та молода и красива, хотя темные очки и платок мешали разглядеть ее получше.

Мужчина с ней… Лалли последнее время несколько раз видела его на вокзале. Тут Лалли заметила дорогие кожаные сапожки на ногах женщины — такие, какие носят люди, ездящие на коннектикутских поездах.

«Странная комбинация, — подумала она, пальто от старьевщика и такие сапожки». Она с интересом смотрела, как пара пересекает зал. Брезентовый мешок, который нес мужчина, казался очень тяжелым. Она нахмурилась, обнаружив, что они спускаются к 112-му пути. Ведь следующий поезд только через тридцать минут. «Глупость какая, — подумала она. — Зачем ждать на перроне? В такую сырую холодную погоду?»

Она пожала плечами. Значит, так. Раз они на перроне, ей нельзя пойти в свою комнату. Придется отложить до завтра.

Философски справившись с разочарованием, Лалли отправилась в главный зал ожидания искать Рози.

— Говори же, Рон, говори! — Темноволосый адвокат нажал кнопку «запись». Кассетный магнитофон стоял на кровати между двумя сидящими молодыми людьми.

— Нет! — Рон Томпсон встал, прошел через узкую камеру к зарешеченному окну и стал смотреть наружу. Потом стремительно обернулся. — Даже снег здесь выглядит грязным, — сказал он, — грязным, серым и холодным. Хотите записать это?

— Нет, не хочу. — Боб Кернер встал и обнял юношу за плечи. — Рон, ну пожалуйста…

— Что это даст? Что? — Губы девятнадцатилетнего Рональда задрожали. Выражение его лица изменилось, стало совсем юным и беззащитным. Он быстро закусил нижнюю губу и провел ладонью по глазам. — Боб, вы сделали что могли… я знаю, — все. Но теперь никто ничего сделать не может.

— Ничего, кроме того чтобы дать губернатору причину, по которой она могла бы смягчить приговор… или отсрочить… хотя бы отсрочить, Рон.

— Но вы пытались… эта журналистка Шэрон Мартин… если ей не удалось со всеми влиятельными подписями, которых она добилась…

— Чтобы эту вонючку Шэрон Мартин черт побрал! — Боб Кернер сжал кулаки. — К черту всех добродеев, которые в трех соснах заблудятся! Она нагадила тебе, Рон. Мы подготовили петицию… настоящую, от людей, знающих тебя… людей, которые знают, что ты не способен поднять руку на человека… А она носится по всей стране и визжит, что, конечно, ты виновен, но умирать тебе не следует. Из-за нее губернатор просто не могла смягчить приговор… Не могла!

— Тогда зачем вам напрасно тратить время? Если это бесполезно… если это безнадежно…. Не хочу больше об этом говорить!

— Но ты должен!

Голос Боба Кернера смягчился, когда он поглядел в глаза молодого человека. В них читались прямодушие и честность. Боб вспомнил себя в девятнадцать. Десять лет назад он был второкурсником в Вилланова. И Рон собирался поступить в колледж… а вместо этого он умрет на электрическом стуле. Даже два года в тюрьме не сделали его мышцы дряблыми. В камере Рон регулярно занимался гимнастикой… Он такой внутренне дисциплинированный. Но он похудел на двадцать фунтов, а лицо у него было белее мела.

— Послушай, — сказал Боб, — должно где-то быть что-то, чего я не сумел найти.