Мэри Кларк - Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Элизабет не находила слов от изумления. А Сид воспринял ее молчание как знак согласия. И продолжил свой рассказ, постукивая пальцами по столу:

— «Карусель» написал барон. У меня есть экземпляр с добавлениями и поправками, сделанными его рукой. Теперь сыграем с тобой в «Если бы…». Предположим, что спектакль имел бы успех. Тогда Минна барону больше не нужна. Возня с санаторием ему уже обрыдла. И вот он — бродвейский драматург и Лейла постоянно при нем. Как может Мин этому помешать? Обеспечить его пьесе провал. Каким образом? Расправившись с Лейлой. Как это сделать, уж кто-кто, а Мин знает отлично. Тед и Лейла были вместе три года. Если бы Черил хотела их разлучить, зачем бы ей медлить так долго?

Он не стал дожидаться, что на это скажет Элизабет. Отодвигаемый стул опять заскрежетал по плитам. Элизабет растерянно смотрела вслед Сиду. А ведь это вполне возможно. Логично. Лейла как-то сказала: «Господи, Воробышек, Мин же обожает своего Игрушечного солдатика. Чтобы я стала с ним любезничать? Да Мин бы вышла на меня с топором».

Или с «пером»?

Сид скрылся за поворотом дорожки. Элизабет со спины не видна была злобная усмешка, заигравшая на его губах.

Удачно вышло, думал он. Ломал голову, как закинуть ей удочку, а она возьми и подыграй ему. Если Элизабет поверила, тогда Черил, возможно, окажется вне опасности. Улыбка сошла с его губ. Возможно.

А как насчет него самого?

Элизабет, ничего не видя и не слыша, подавленная чудовищностью предполагаемого Минниного предательства, долго сидела в задумчивости возле бассейна. Потом, когда бодрый голос инструктора по водной аэробике все-таки пробился к ее слуху, она встала и направилась к главному корпусу.

Ясное утро не обмануло, день был великолепный. Золотые солнечные лучи приятно грели; ветра совсем не было, даже верхушки кипарисов лишь чуть перебирали темной игольчатой зеленью, и тени от них на земле совсем не казались злыми и колючими. Веселые венчики недавно политых петуний, гераней и азалий широко раскрылись навстречу теплу.

В конторе сидела временная секретарша, симпатичная женщина лет тридцати с небольшим. Барон и баронесса уехали в муниципальную больницу, чтобы оказать поддержку мужу миссис Михэн.

— Они очень удручены, — сообщила секретарша Элизабет, глубоко тронутая их состраданием.

Когда умерла Лейла, они тоже, помнится, были очень удручены. Элизабет понимала теперь, насколько удрученность Минны была вызвана укорами совести. Она написала записку Хельмуту, запечатала в конверт и передала секретарше.

— Вот, пожалуйста, передайте барону, как только он возвратится.

Копировальная машина, которой пользовалась Сэмми непосредственно перед тем, как почему-то вдруг все бросила и очутилась в здании бань, стояла на том же месте. Может быть, действительно с Сэмми случился приступ болезни и она потеряла ориентацию? А письмо, с которого она снимала копию, осталось в машине. Наутро Минна спустилась в контору раньше всех, увидела письмо и уничтожила.

Подавленная и растерянная, Элизабет вернулась к себе. Кто посылал анонимки, выяснить никогда не удастся. По своей воле никто не признается. И незачем ей больше здесь сидеть. Все кончено. Что же ей теперь делать со всей своей оставшейся жизнью? Тед в последней записке пожелал ей начать новую, счастливую главу. Где? Как?

Тупо болела голова, в висках назойливо стучало. Элизабет спохватилась, что опять прозевала обед. Надо позвонить, справиться об Алвире Михэн и начать складывать вещи. Как ужасно чувствовать, что на всем белом свете тебе некуда податься и нет человека, с которым хотелось бы побыть. Она вытащила из чулана чемодан, открыла крышку. И задумалась.

У нее осталась Алвирина булавка-солнышко в кармане джинсов, в которых она ездила в больницу. Элизабет достала ее, подержала на ладони. Какая увесистая, по виду не скажешь. Элизабет не особенно разбиралась в украшениях, но эта штуковина явно не из дорогих. Она стала ее рассматривать, перевернула обратной стороной. Вместо обычного замочка — какое-то сложное приспособление. Повернула снова солнышком. В сердцевине темнеет дырочка. Да это микрофон!

От такого неожиданного открытия у Элизабет чуть ноги не подкосились. Наивные Алвирины расспросы, манера теребить булавку на груди… да она же направляла микрофон, чтобы записать голоса людей, находившихся поблизости! То-то у нее в чемодане оказалась дорогая аппаратура, кассеты. Все это надо во что бы то ни стало немедленно забрать оттуда.