Моника Кристенсен - Убийца из прошлого

Голос на другом конце был высокий и восторженный. Ханс Шнелль, профессор метеорологии на пенсии, как всегда, тараторил вовсю.

– Ты получил письмо?

– Да.

– И поедешь, конечно? Фотографии, которые ты прислал, удивительно чёткие. Не понимаю, как вам вообще удалось сделать эти снимки, притом что вас ведь обстреливали с кораблей? Была одна фотография, я запомнил. На ней ясно видно человека, который стоит и в вас целится. А вы не потеряли головы и сделали эти снимки. Это подвиг.

Макс Зайферт прекрасно понимал, что старый метеоролог льстит ему в надежде переубедить. Но беспокойство, ворочавшееся в груди, толкало его в противоположном направлении. Зачем снова лезть на рожон? Ничем хорошим поездка на Шпицберген не кончится.

– По правде говоря, Ханс, мне не хочется в этом участвовать. Ты знаешь, у меня к ним претензий нет. Это было заурядное дело. Никто из наших не пострадал. Те два моих года в Северной Норвегии, они были неплохие, но ничего выдающегося со мной тогда не случилось. А к концу войны, сам знаешь, когда нас отозвали обратно в Германию, случилось кое-что посерьёзнее. Бомбардировка Дрездена. Стыд и срам, что этому позволили произойти. Если бы мы могли встретиться с английскими пилотами и поговорить о настоящих событиях… Но Шпицберген? Нет, Ханс. Пожалуй, я отказываюсь.

Профессор Шнелль не мог скрыть разочарования:

– Жаль, очень жаль. Твоё участие для меня много значит. Твои фотографии стали бы важной частью программы. Я надеялся, что выяснятся новые факты, да и для сообщества важно, чтобы немцы тоже участвовали. От Англии будет командующий Эверетт. И дочь британского офицера связи, погибшего на борту одного из кораблей. Я раньше о ней ничего не слышал. А ещё приедет…

Шнелль всё говорил и говорил, но Макс Зайферт дальше не слушал. Ах вот как, командующий Эверетт собирается на Шпицберген? Это меняет дело. Совершенно меняет. Макс почувствовал, как глубоко внутри вскипает прежний, почти забытый гнев. Вот и причина, чтобы всё-таки поехать.

Хенрик Сигернес, стипендиат и временный сотрудник Полярного музея в Тромсё, сидел у себя в кабинете и читал письмо, пришедшее с сегодняшней почтой. Он перечитал его дважды и прекрасно понял каждое слово. Просто никак не мог поверить, что это правда. Кто-то из университетских коллег решил над ним подшутить, не иначе. Он откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок.

Я пишу Вам, потому что случайно услышала по радио о встрече ветеранов войны, которая состоится на Шпицбергене этим летом. Мой сын был – и остаётся – ветераном войны. Больше пятидесяти лет я не получала от него никаких известий, но, думаю, он жив. Не понимаю, почему он не даёт о себе знать. Мне уже за девяносто, надеюсь, Вы сможете мне помочь?

Так начиналось это письмо. Постепенно до него дошло, что оно может иметь отношение к совершенно другому делу. Но подобное совпадение настолько невероятно, что это, скорее всего, просто чья-то шутка. Поговорить с директором? Но если письмо подложное, будет неприятно выставить себя на посмешище, продемонстрировав такую доверчивость.

Историком Хенрик Сигернес был не самым известным, возможно, потому, что выбрал в качестве специализации очень узкую область – гражданские преступления в Северной Норвегии во время Второй мировой войны, сыск и сотрудничество с оккупационными властями. Когда-то он думал, что эта тема привлечёт внимание широкой общественности. Но нет. Людей интересовали главным образом Сопротивление и всевозможные несправедливости, выпавшие на долю норвежского народа во время и после войны. Директор его предупреждал, что в глазах многих все эти финансовые махинации на фоне борьбы за освобождение Норвегии – пустяк. К тому же люди плохо воспримут похвалу в адрес немцев и сторонников тогдашнего премьер-министра Квислинга, пусть даже заслуженную.

Вообще-то Хенрик Сигернес мечтал о работе в университете Тронхейма. Там было профессиональное сообщество, в котором он мог бы развернуться: провести параллели с обстановкой в Европе сегодня и в прошлом, написать книгу. Возможно, со временем стать профессором. Он никак не мог понять, почему коллеги из Тромсё не видят в области его интересов ничего захватывающего. Ну разумеется, с началом оккупации норвежцы не превратились все разом в законопослушных граждан. Преступность никуда не делась: угоняли велосипеды, в магазинах случались мелкие кражи, существовали чёрный рынок и незаконная торговля, грабежи и убийства. В неразберихе, вызванной приходом немцев к власти, легко было скрывать серьёзные преступления.