Елена Басманова - Тайные пороки

— На Евангелии обычно клянутся предатели, — не мог уняться Лиркин. — А вы и есть предатель Царя и Отечества. Зачем в гимнастический зал ходите?

— Чтоб не быть такой сосиской, как вы! — снова усмехнулся Мурин.

— Подумайте, господин Тернов, хорошенько подумайте, — знаток предателей умоляюще сложил ладони на груди и вытянул шею в сторону следователя, — зачем эта бездарность тренируется? Зачем мышцы накачивает? Кулаки оттачивает? Я знаю! Чтобы пополнить ряды боевиков Пуришкевича!

Тернов отпрянул и непроизвольно ответил:

— Но ведь Пуришкевич как раз за Царя и Отечество!

— Зато он против евреев! — выкрикнул Лиркин.

— Довольно! — хлопнул кулаком по столу багровый пристав Шумилов. — Прекратить балаган! Здесь вам не Государственная Дума!

Госпожа Май властно взмахнула рукой.

— Господин Шумилов, выдворите этого буяна вон! За шиворот! Пинками!

— Не смейте! — завизжал Лиркин. — Я сам уйду! Но вы еще об этом пожалеете!

Он двинулся к дверям, и госпожа Май крикнула ему вслед:

— И Фалалея не ищите! Он будет только в пятницу!

Когда дверь за музыкальным обозревателем захлопнулась с грохотом, от которого посыпалась штукатурка с потолка, следователь Тернов укоризненно сказал:

— А от вас, господин Мурин, такого нахальства я не ожидал.

— С волками жить — по-волчьи выть, — ответил хмуро тот.

— Надеюсь, вы не будете преследовать этого несчастного? — попытался вразумить журналиста Тернов. — Он серьезно болен.

— Да на кой черт он мне сдался, — скривился Мурин. — Позвольте и мне откланяться. Придется теперь из-за него идти Шекспира читать.

— А вы разве его еще не читали? — язвительно улыбнулась госпожа Май.

— Читал, но не с точки зрения венерологии, — репортер сдержанно поклонился работодательнице и мужчинам. — Из-за этого разгрома Самоваров теперь не желает рассказать мне о секретах своего врачевания, основанных на образе Венеры в поэме «Венера и Адонис».

Когда Мурин покинул кабинет, воцарилось глубокое молчание.

Пристав Шумилов глядел на госпожу Май с состраданием. Затем достал из кармана пачку купюр, совсем недавно извлеченных из сафьянового портмоне красавицы, со вздохами отсчитал от них половину и протянул бывшей владелице:

— Тяжела ваша жизнь, бедная Ольга Леонардовна. Возьмите-ка эти деньжонки, возьмите. Мне так мучиться не приходится. А вам, как я понимаю, немало трат предстоит на лечение сотрудников.

Ольга Леонардовна, не жеманясь, приняла купюры, подхватила под локоть следователя Тернова и пообещала с подлинным чувством в голосе:

— Я не забуду вашу бесценную душу, Алексей Гордеич, будьте уверены. Прощайте.

На улице Павел Миронович понял, что госпожа Май находится не в том настроении, чтобы приглашать его к себе для разговоров в интимной обстановке. Втайне он сначала обрадовался, потом почувствовал легкое огорчение.

Впрочем, он остался на высоте и ничем не уронил своего достоинства. Он довез госпожу Май до редакции журнала «Флирт». На прощание очаровательная дама, молчавшая всю дорогу, улыбнулась ему устало, но со значением.

Когда же владелица журнала попала наконец в свои апартаменты, перед ней возник конторщик Данила.

— Ну, красавец, — сказала она, скидывая шубу ему на руки, — докладывай. Какие новости.

— Новостей особенных нет.

— Фалалей объявлялся?

— Еще не было.

— А наш шустрый стажер? Спит?

— Где-то бегает, еще не воротился.

— Явится, меня не беспокой. Я устала. Ужин снеси ему в буфетную.

— Слушаюсь, золотая моя барынька. Здесь еще письмецо имеется.

— Мне?

— Нет, Самсону Васильевичу. От барышни. Зовут Мария Жуковская.

— Ну-ка давай сюда, гляну, что там.

Данила быстро подал начальнице листок, видимо, заготовленный ранее. Госпожа Май лениво развернула страницу и прочла:

«Дорогой Самсон Васильевич! Хоть наше свидание в доме скорби прервалось таким неожиданным образом, санитар сказал мне, что вы — известный в городе человек. Я на вас не сержусь, хотя вы меня оставили, и, надеясь на нашу дальнейшую дружбу, посылаю вам маленький забавный презент, который дала мне моя безумная подруга — он касается реформирования просвещения…»

— Что за презент?

— Да чушь собачья, — ответил торопливо Данила, — в конверте была мятая бумага.

— Не буду читать, надоели сумасшедшие. — Госпожа Май вернула конторщику листок, зевнула. — Мне надо хорошенько отдохнуть. Вечером завтра прием.

— А какие указания на утро?