Евгения Кретова - Неслужебный роман

Семейство, переглянувшись, отрицательно качнуло головой.

«Ясно, продолжаем играть в кошки-мышки», – привычно отметил про себя Лебедев.

– Ну, и, наконец, причиной похищения могу быть я.

Немая сцена из «Ревизора».

– ВЫ?!

– У меня есть основания предполагать такое. Я – адвокат. В нашей работе риск для близких – неизбежность.

Андрей Владимирович побагровел.

– То есть, Лида сейчас… Может быть она… – по его щекам пошли синеватые пятна, – и это все из-за ВАС?! Какого черта ты появился рядом с ней?!

– А вы предлагаете мне и таким, как я, жить за высоким забором? В резервации? Вдруг моя судьба кого-то заинтересует? Вдруг рядом появится кто-то, кому я дорог? И кто дорог мне?

Федоскин подскочил:

– Но при чем тут наша Лида? Вы же едва знакомы!!!

– Вероятно, этого оказалось достаточно, если похищение связано со мной. Расскажите подробнее о свидетеле Столбове: как давно он знаком с Лидой?

Руслан почувствовал напряжение. Сестры молниеносно переглянулись. Женя, стоявшая за его спиной, сделала отрицательное движение головой – Лебедев это почувствовал, как чувствуют чей-то взгляд в затылок.

Чутье подсказывало, что надо идти ва-банк, причем именно сейчас.

– Бросьте. Ваши сведения могут существенно помочь следствию, в таких ситуациях нельзя молчать. Как давно у них связь?

– Да какая там связь, к шутам собачьим! – махнул рукой отец, не обращая внимания на предостерегающие взгляды женской половины семейства. – Этот хрыч встречался с ней шесть лет назад, замуж звал, а потом слинял и до позавчерашнего дня не появлялся…

– А почему он явился именно в субботу?

– В пятницу он появился, в пятницу вечером, – пояснила Женя, выдвигаясь чуть вперед, – у него карьера нарисовывается, а с женой нарисуется быстрее. И Лида, по его мнению, подходит для этой благородной роли лучше других.

«Странно и неправдоподобно», – отметил про себя Руслан, а вслух спросил:

– А чем Столбов занимается?

Андрей Владимирович отмахнулся и вернулся назад, в свое кресло:

– В МИДе, переводчик, вроде…

– И что переводит? – версия причастности Столбова заиграла в новом свете.

– Да кто ж его знает! Это вам тетя Света лучше расскажет, с которой вы в дверях столкнулись. Или сам Павел.

Лебедев достал из внутреннего кармана пиджака блокнот с прикрепленной к обложке короткой ручкой, чиркнул всего несколько строк. Федоскины при этом угрюмо молчали.

– Столбов, насколько мне известно, находится еще без сознания, у него черепно-мозговая травма.

Андрей Владимирович неопределенно кивнул, посмотрел прямо, уже без тени враждебности:

– Что вообще вам известно?

– По сути, пока очень немного. Похитителей было двое, автомобиль черный «паджеро», номера оканчиваются на семьдесят два. Ничего вам, кстати, не говорит? – Федоскин пожал плечами. – Опергруппа сейчас как раз отсматривает материалы с камер видеонаблюдения…

– Сколько времени это займет?

– Не так много.

– Если нужны несколько свободных пар рук, ног, глаз – мы в вашем полном распоряжении, – за всех разом предложила Женя. Наташа кивнула и положила пустой шприц на блюдце.

Я проснулась посреди ночи.

В крохотное оконце иногда заглядывала любопытная луна. От жуткой головной боли сводило скулы.

Я, кажется, застонала, но никого рядом не оказалось. Хозяйка, судя по всему, ушла. Когда? Вчера или сегодня? Последнее, что я помнила, когда подошла к домику, это глаза Катерины Ивановны. Холодные до дрожи, равнодушные.

У меня всё как-то сразу оборвалось внутри. В таких глазах не найдешь сочувствия или пощады. В таких глазах можно замерзнуть до смерти.

– Нагулялась? – и увесистая оплеуха сбила меня с ног.

Я грохнулась в мокрую траву, взвыв от неожиданности и боли. Перед глазами рассыпался алый горох, а хозяйка, намотав мои мокрые волосы на руку, потащила в избу.

Дыхание перехватило. Страх, жуткая боль и унижение.

– Что вы делаете?!

Хозяйка молча дала мне еще одну затрещину наотмашь.

Я упала, перевернув на себя ведра в сенях. Глухо ударилась об угол лавки, и, наверно, отключилась – больше ничего не помню.

Видно, хозяйка меня на кровать бросила, и ушла.

Я провела по волосам. За ухом нашла запекшуюся кровь.

– Черт.

Голова кружилась, но я кое-как добрела до двери: там, у входа, стояла бочка с водой. Пить хотелось так, что, казалось, слипся пищевод. Сухость в горле мешала дышать.

Зачерпнув воды, я с жадностью начала пить, лишь спустя мгновение поняв, что вода имеет какой-то странный привкус: сладковато-горький, с дымком.