Евгения Кретова - Неслужебный роман

– Будешь готовиться?

– Угу, – он кивнул, и опять стал старше, – встретиться надо с одним товарищем. А ты? Чем планируешь заниматься?

Я пожала плечами:

– Я ж в отпуске. Даже мысль о работе в это время – преступна, – я хохотнула. – Собирались с Женькой и Наташкой в кино, и я им обещала спустить отпускные на поход по магазинам.

Он вздернул бровь:

– Ого! За две недели-то управитесь?

– Даже сомнений нет, не такие уж большие средства… Тем более все я им всё равно не отдам, жирно будет.

Он дотронулся до моей руки, просто положил поверх свою ладонь. Длинные пальцы слегка касались коленки, упрятанной в светлые брюки.

Я смотрела на его руку, а он – я это чувствовала – смотрел на меня.

– Лид…

– Ммм?

– Выходи за меня замуж.

Я забыла как это – дышать. Глаза округлились и рот открылся, выпустив предательский «ик»:

– Чего?

Посмотрела на него: серьезный такой, нахмурился. Меж бровей морщинка кривая пролегла. Скулы стали острее. Он выдохнул, расправил плечи, повторил:

– Выходи за меня замуж.

– Шутишь что – ли?

– Я похож на шутника?

– Не очень, и это странно. Мы же не знаем друг друга. От слова «совсем». Или пара часов болтовни о – том – о – сем дает тебе право думать, что ты знаешь обо мне достаточно, чтобы жизнь связать? Чтобы детей вместе воспитывать? Или это всё не про тебя?

– Подожди, – он оборвал меня. Рука по-прежнему лежала поверх моей ладони: – Ты сейчас наговоришь и надумаешь того, чего нет на самом деле. Я не зову тебя в ЗАГС завтра. Я предлагаю тебе подумать, – он перевернул мою руку ладонью верх, большим пальцем погладил марсово поле, – ты ведь взрослая уже девушка. Ты должна ясно понимать мои намерения, чтобы не тратить на меня свое время…

– Я поняла, – я всё еще ошалело смотрела на него, борясь с искушением выскочить из машины и убежать, – это в тебе говорит зануда. Тот самый.

Он широко улыбнулся:

– Ну, вроде того. Я просто хотел, чтобы ты знала: мне нужно что-то большее, чем поход в кино, болтовня в ресторанчике или отношения на недельку – другую.

– Это ты в какой момент так решил?

– А вот когда увидел тебя с тем жутким баулом на Проспекте мира.

Я хмыкнула. Как это пишется во французских романах? «В сердце трепыхались мотыльки»? Вот у меня примерно также что-то порхало в груди. Не каждый день делают предложение. Да еще и в такой экзотической форме.

– Иди, вон там твоя сестра, кажется, уже весь газон у ворот истоптала в нетерпении.

Я глянула в окно, сразу поняв, что у калитки – не Женька.

Он притянул к себе мою руку, галантно поцеловал, прищурившись, добавил:

– Целоваться под прицелом зорких глаз будем?

– Да ну тебя! – я выхватила свою руку, чуть не уронив букет и сумочку под сиденье, рывком открыла дверь и выскочила на улицу.

И думала о том, что он смотрит мне вслед, а мне приходится неграциозно топать по гравийной дорожке на каблуках.

Теперь я ему так и буду сниться в страшных снах: ковыляя по газону.

Я не успела дернуть деревянную ручку калитки, когда та услужливо распахнулась, едва не сбив меня с ног.

– Добрррый вечер!

И передо мной материализовался Столбов.

– Чего тебе опять здесь надо?!

– Да вот, приехал проведать свою невесту, а она уже с каким-то хахалем катается.

Я онемела. Пашка, бледный, с перекошенным от злости лицом, со своей тощей красноватой шеей сейчас походил на озверевшего индюка.

– Столбов, ты совсем рехнулся? Какая невеста? Ты чего опять сюда приперся?!

Я схватилась за калитку, дернула ее на себя. Из дома послышались торопливые шаги.

Столбов, опасливо оглянувшись за спину, приблизил ко мне лицо, прошипел:

– Ты еще пожалеешь…

Рядом прошуршали колеса, мягко скрипнули тормоза. Я не оглянулась: мысль, что это вернулся Руслан, что он сейчас врежет этому придурку, была так сладка, что я даже не заметила, как округлились глаза у Столбова. Я злорадно наблюдала, как втянулась его гусиная шея, а рот искривился, выпуская из горла противный писк.

Это всё было, словно в замедленной съемке.

Я почувствовала чье-то горячее дыхание у своего уха, мерзкий запах табака и дешевого одеколона. Кто-то медвежьей хваткой взял меня сзади за волосы, с силой дернул вниз так, что букет выпал из рук. В эту же секунду перед носом мелькнула грязная, в разводах машинного масла, тряпка, которую сунули мне в лицо, и Пашкина испуганная физиономия стала меркнуть, утопая в тяжелом забытьи.

Последним, что я запомнила, был оглушающий визг Столбова, встречающего челюстью кулак размером с небольшой подмосковный арбуз. Пашка дернулся, крутанулся вокруг своей оси и медленно завалился на бок.