Евгения Кретова - Неслужебный роман

Лида кивнула.

– Я же не рассказывал тебе про погоню, про поимку Оксаниного брата и его банды в подмосковном наикрутейшем коттеджном поселке…

– А это тоже, что ли было?..

– Возможно, – он уклончиво улыбнулся, – но зато ты теперь знаешь, что я не только бумаги умею перекладывать и занудствовать. Ты, кстати, можешь тоже рассказать что-то героическое из своей биографии. И мы станем квиты.

Лида почувствовала, что входит в азарт. Он, значит, решил ее повпечатлять.

– Федоскина – это моя не настоящая фамилия, – выпалила она, наслаждаясь, как его брови поползли вверх и вилка с кусочком курицы зависла в сантиметре от тарелки. – Я Иванова от рождения. Мои мама и папа, с которыми ты только что познакомился, приемные. Воспитывают меня с девятилетнего возраста, так как моя мать отказалась от меня в два года, узнав о диагнозе. У меня аутизм.

Руслан замер. Посмотрел на нее внимательно, отодвинул от себя тарелку:

– Брехня, – неожиданно заключил он.

– Что «брехня»? – Лида почувствовала, что краснеет.

– Ну, допустим, про фамилию и приемных родителей – не буду спорить, может и так. А вот на счет аутизма – брехня.

– Почему?

– Я видел таких людей. И в детском возрасте, и во взрослом. Ты слишком активная и коммуникабельная для такого диагноза. Ты реагируешь на стресс не так, как это сделал бы человек с таким диагнозом. Да много всего.

Лида покраснела:

– Руслан, у тебя медицинское образование спрятано под подушкой?

– Я юрист, Лида, эта одна из самых обширных гуманитарных наук. И я тебе точно говорю – здесь какая-то ошибка!

Лида взяла в руки салфетку, сложила из нее квадратик.

– Но это вообще важно для тебя? – и сердце замерло.

– Если ты о том, что я перестану с тобой общаться из-за этого, то – нет.

А потом мы еще долго бродили по набережной, любуясь умытой дождями, окутанной сыростью и туманами Москвой.

В основном – молчали. Я сама была удивлена, что можно вот так идти, держась за руку и молчать. Оказывается, не надо придумывать темы для разговоров, натужно шутить, быть милой и очаровательной. Оказывается, с некоторыми мужчинами можно помолчать о своем.

Его рука, горячая и сильная, касалась моей руки, и мне это было не странно, не неловко. Это было… Словно он всегда вот так шел со мной по жизни, и держал за руку. Без лишних слов и обещаний.

О чем я в этот момент думала?

О том, какая красивая Москва вечером, искрящаяся огнями, переливавшаяся темным атласом Москвы-реки, шумная и в то же время величественная.

О том, что вечер сегодня получился особенный.

И да. О том, что я – дура, и напрасно сказала ему про свой аутизм. Во-первых, это наверняка выглядело ребячеством, Руслан еще ненароком подумает, что я давлю на жалость. Во-вторых, это действительно не имеет значения. В-третьих, и это самое главное, рассказать о таком чуть знакомому человеку – всё равно, что пройти голой по Красной площади, только еще хуже.

Я искоса глянула на него: идет, улыбается рассеянно.

– О чем ты думаешь, если не секрет? – мое любопытство взяло верх.

Руслан посмотрел на меня, широко улыбнулся:

– Во-первых, о том, какая Москва красивая…

– Да ладно?

– Правда, – он вдохнул сырой воздух полной грудью. Ямочка на щеке стала глубже. – Иду вот и думаю, как здорово, что Москва не сразу строилась. Что есть вот такая набережная, вот такой Кремль, ночь и дождь. И ты.

Он остановился, развернул меня к себе и взял вторую руку. Посмотрел спокойно, так, будто мы знакомы тысячу лет:

– Лида, ты мне очень нравишься. И я не знаю, удобно ли, если я попрошу тебя поцеловать. Я знаю – первое свидание, мы вчера познакомились, мы взрослые люди и не подростки…

Я привстала на цыпочки и легонько дотронулась губами до его щеки, чуть правее уголка губ.

Он замолчал.

Привлек меня к себе ближе и поцеловал.

У него оказались мягкие губы. Нежные. И от него пахло чесночными гренками, да… Впрочем, и от меня тоже…

Об этом надо было думать раньше.

Рядом шуршала Москва-река, редкие автомобили рассекали лужи, мчались по своим делам, к своим огням, к своему теплу.

А мое тепло – вот оно – крепко обнимало меня за плечи и целовало.

Руслан довез меня до дома но заходить наотрез отказался:

– Твои родители решат, что я на ужин напрашиваюсь, – покачал головой. – А это уже слишком, согласись…

– Позвонишь? – голос предательски захрипел, пришлось откашляться.

– Конечно. Ты только не теряй меня, ладно? У меня дурацкая работа, и сейчас как раз серьезно заседание на понедельник назначено…