Парень характерно окал, как окают на севере Нижегородчины и в Костроме. Папироса в его руке дымилась, парень то и дело почёсывал подбородок, время от времени кашлял, точно туберкулёзник.
— Ящерка мне нужен! К нему я, по делу пришёл. Тут он или как?
— А на кой тебе наш Ящерка сдался? — вмешался в беседу старик. — Ты, часом, не мент?
Он тут же прищурился, сунул руку в карман и опасливо огляделся.
— А не твоё это дело, папаша! Зови Петьку, не то я с тобой по-другому погутарю! — сказал Степан Маркович строго.
— Видали мы таких говорильщиков! — пискнула девица. — Ежели ты мусор, так проваливай. Петьки тут нет. Съехал Петька, уж с неделю как съехал.
— И куда же он съехал? Уж не на фронт ли сбежал? Он, помню, одно время порывался. Тогда, когда мамку его немецкая бомба накрыла.
— Может, и на фронт, а может, ещё куда. Мы твоему Петьке не няньки! — фыркнула конопатая девица. — Ты бы шёл отсель, дядя! А то неровён час — гульки наши тебе на лапсердак нагадят. Бомбы-то, они ведь всякие бывают.
Девица и парень рассмеялись этой шутке, а старик даже не улыбнулся. Он загасил о ботинок папиросу, смотрел на Степана Марковича откровенно враждебно и при этом тяжело дышал. Кравец начал терять терпение:
— Складно врёте, только не на того напали. Последний раз спрашиваю: где Ящерка?
В этот момент подъездная дверь отворилась, из дому вышел щуплый пацанёнок лет двенадцати и направился прямиком к Кравцу. Он был в широких помятых брюках, узком пальтишке с завёрнутыми рукавами — явно с чужого плеча. На голове мальчишки была надета вязаная шапка, которую он натянул на самые брови. Глаза парня смотрели пристально, холодили, точно льдинки. Под глазом красовался синяк, нижняя губа была рассечена.
— Ты, Люська, ротик свой прикрой! — крикнул деловито паренёк. — Да и ты, дядька Макар, — сказал он старику, — тоже не суйся, куда не след. Это дядя Стёпа, приятель мой хороший. Негоже его так встречать! Хороший человек, век мне воли не видать! Гоняйте своих турманов, а в мои дела носа не суйте!
Старик в недоумении выпятил губу, парень в тюбетейке презрительно хмыкнул, а девица надула губки и отвернулась.
Щуплый подошёл к Кравцу и уверенно, по-мужски протянул оперу руку. Тот пожал, сказал тихо:
— Кто же это тебя, Петруха, так разукрасил? — спросил Кравец, кивнув на синяк и разбитую губу.
— Есть тут деятели, дядя Стёпа! Точнее, не здесь, а у нас на фабрике. Баба одна хотела тюк ткани дорогой спереть, а я её застукал. Так она пацанов каких-то подговорила — дождались они меня, когда с работы шёл, ну, в подворотне и отметелили. Правда, и им досталось…
Кравец покачал головой:
— Ты что же, Петь, тот ножичек с собой так и носишь?
Паренёк кисло улыбнулся, виновато пожал плечами и пробубнил:
— Так я же его для самообороны ношу! Вот и пригодилось. Парни те здоровые были. Трое. Вон, не меньше нашего Артёмки. — Петька указал на сидевшего на крыше парня в тюбетейке. — Без ножика где бы я с ними управился? Да ты не боись, дядь Стёп, я же их так… только припугнул малость. Одному фуфайку взрезал, а другому ладошку пропорол. Пусть знают, суки, на кого пасти разевать, а на кого не стоит!
Кравец покачал головой:
— Ой, доиграешься ты, Петька! Ой, доиграешься! Порежешь кого по-настоящему — тогда ни я, ни Птицын, ни кто другой тебя от тюряги не спасёт. Ладно, парень ты не глупый — всё уже и сам понимать должен. Я к тебе не по этому вопросу пришёл. Ну что, Петро, поговорим?
Паренёк нахохлился, сунул руки в карманы и огляделся по сторонам.
— Чего ж не поговорить с хорошим человеком? Петя Ящерка добра не забывает! Слышу вроде бы голос твой — сразу вот вышел. Ты ведь, дядь Стёп, не просто так заявился. Раз пришёл — значит, по делу. Пойдём отсель, чтобы эта троица на нас лишний раз не пялилась. Они так-то ничего все — и дедка Макар, и Люська, и Артёмка. Только наши с тобой дела им ни к чему. Болтливые они, особенно Люська. А у тебя ведь дела- то не простые, поди. Пойдём в скверик, в беседку-там нас с тобой никто не потревожит.
Спустя полчаса Степан Маркович уже шёл к трамвайной остановке и улыбался.
Петя Ящерка — бывший форточник, а ныне сторож, работающий на ткацкой фабрике, — тоже получил от Степана Марковича пачку фотографий майора Краузе. Обещал сделать всё от него зависящее, сказал, что не подведёт.
Трамвай остановился возле депо, но Степан Маркович и не думал выходить. Вагоновожатая — приятной внешности женщина лет тридцати пяти с круглым румяным лицом и большими глазами — искоса поглядела на Кравца и усмехнулась. Когда трамвай опустел, женщина вышла из своей кабинки, подошла к Степану Марковичу и уселась на соседнее кресло.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу