Сергей Жоголь - Имитатор

— Вам, наверное, было очень страшно — ведь перед смертью он мог выстрелить в вас, — сказала Вера.

— Об этом в тот момент я думал меньше всего, — заверил Фирсов.

— И что вы ему сказали?

— Я сказал, что уполномочен своим командованием сохранить ему жизнь. В случае если он согласится сотрудничать, я гарантировал ему ещё и скорейшее освобождение, но Краузе лишь рассмеялся мне в лицо. «Вы отличный стрелок, — сказал он мне тогда. — Произведя выстрел с такого расстояния, вы довольно умело обездвижили меня, при этом старались сохранить мне жизнь. Вы не какой-то там провинциальный офицерик, вы кто-то посерьёзнее. Это ведь так?»

Я сказал, что он не ошибся.

«А ведь наш гениальный друг тоже подвержен гордыне и сантиментам», — подумал Птицын, но не стал озвучивать это и спросил:

— Куда вы ему стреляли?

— Спинной мозг человека состоит из сегментов, от которых тянутся спинномозговые нервы, начинающиеся двумя корешками. Передние корешки отвечают за двигательные функции… а впрочем, всё это не слишком-то важно. Нас многому учили, я же вам это рассказывал.

— Значит, вы хотели его обездвижить — не убить, — и вам это удалось.

— И Краузе это понял.

— Что он сказал ещё? Судя по вашему тону, сотрудничать он отказался.

— Однозначно. Я понял это сразу, когда посмотрел ему в глаза. — Фирсов потупился, и щёки его немного порозовели. — Потом он ещё раз похвалил меня за такой удачный выстрел и сказал, что не убил себя сразу только потому, что хотел увидеть того, кто умеет так стрелять. «Я солдат, — сказал он, — настоящий солдат. Поэтому мне очень жаль, что приходится умирать от яда. Яд — это же орудие женщин. — Фирсов украдкой посмотрел на Веру. — Однако, — сказал он ещё, — теперь я буду умирать, зная, что был застрелен настоящим воином. Вы неказисты на вид, но вы воин, я это чувствую. Не яд, а вы моя смерть, и я умираю, гладя смерти в глаза».

Фирсов замолчал. Несколько минут все трое обдумывали то, что случилось.

— А Имитатор? Был ли он среди тех, кто напал на склад? — спросил Птицын.

— Не знаю. Я вообще сомневаюсь, что те погибшие люди были диверсантами. На фоне нашего майора они казались такими ничтожными и мелкими. Всё это странно, очень странно. Теперь я уже не знаю, что докладывать в центр. Я знаю, что среди бойцов «Бранденбурга» теперь не только этнические немцы, а ещё много иностранцев, в особенности русских. Те убитые явно не были немцами — они слишком смахивали на обычных уголовников. Кстати, мне бы хотелось, чтобы вы, Владимир Иванович, осмотрели тела убитых и высказали ваше мнение по этому поводу.

— Хорошо, я сделаю это.

— Но это не сейчас. Сейчас я хочу поделиться с вами ещё вот чем. После того, как Краузе сказал, что я его смерть, я отошёл в сторону. Прежде, чем проглотить яд, он что-то тихо шептал.

Птицын тут же насторожился:

— Вы же… так вы же умеете читать по губам!

— Совершенно верно. Краузе перед смертью бормотал не меньше минуты, но я запомнил каждое из сказанных им слов. Он сказал следующее: «Зейлер всё-таки гений, настоящий гений — надо же было придумать такое! Однако и он допустил промах. Если бы он не впустил в свой дом эту проклятую тварь — эту Стрекозу, — мне бы не пришлось подыхать здесь сегодня. Подумать только: эта дурёха перепутала английские и немецкие слова! «Когда господину Старому придёт конец, начинайте операцию в Самаре», — забавно же она перевела сказанную полковником фразу! Нет никакого господина Старого, как и нет никакой Самары. Дура, просто безмозглая дура…». Это было последнее, что я смог разобрать. Ну, довольно. У меня почему-то разболелась голова. За один день столько событий! Пойду я, а то и впрямь простыну. — Фирсов натянул фуражку и бросил напоследок: — Подумайте над тем, что услышали. Мне вот, откровенно говоря, ничего в голову не приходит.

Когда Фирсов исчез в здании Управления, Птицын перебирал в голове услышанное: кто такой этот «господин Старый», что значит «не было никакой Самары» и почему полковник Хильберт фон Зейлер — гений?

Птицын поёжился и посмотрел на часы. Сколько он уже здесь сидит? Он встал и только сейчас вспомнил про Полянскую. Она так же сидела на краю скамейки и шевелила губами, словно читала молитву. Вера выглядела такой опустошённой, и Птицын почему-то вдруг улыбнулся. Искренне, без всякой злобы.

— Вы всё ещё здесь? Ступайте, а то простудитесь. Не август месяц, скоро зима. — Он помолчал немного, а потом добавил: — А знаете что, ступайте-ка домой. Вы ведь в самом деле много работаете. Ступайте. Понимаю, как вам с нами со всеми нелегко.