Валерий Пушной - Битые короли

— Ты, наверное, хорошо в школе училась? И многих героев помнишь?

— Училась в меру своих способностей. А героев, конечно, помню. Только все они в прошлом. А в настоящем один герой — денежный мешок. С брюхом или без брюха, красавец или страшный, как Квазимодо, — не имеет значения. Главное, чтобы был денежным мешком.

— Странный герой у тебя. Без лица и имени.

— Ну почему же? У всякого денежного мешка есть лицо и имя. Но основное лицо — это куча денег, и чем она больше, тем герой ярче.

— Деньги имеют свойство испаряться. Сочиться, как песок сквозь пальцы. Что же это за герой?

— Любой героизм — это пиковое состояние. Сегодня он герой, завтра может стать ничтожеством. Так и деньги. Сегодня они есть, завтра их надо снова искать.

— Как я понимаю, сейчас ты в поиске, — проговорил Корозов. — И что дальше?

— А дальше готовь деньги, Глеб, — проговорила Фаина, покачивая стволом пистолета.

— И много тебе нужно их?

— Не будем мелочиться. — Снова поднялась на ноги. — Все относительно.

Положила пистолет на табурет и легко шагнула по полу, не оставляя на линолеуме вмятин от тонких каблуков босоножек, как будто была невесомой.

Корозов тоже поднялся с табурета и затоптался на месте.

Палия неодобрительно глянула на него и шагнула назад к своему табурету. Все-таки рядом со стволом было как-то спокойнее. Новый вопрос Глеба прозвучал для нее неожиданно:

— За что ты так не любишь Речерскую? Ты так старательно подставляла ее. За то, что ей везет больше, чем тебе?

Палия сморщилась. Некоторое время раздумывала, отвечать на вопрос или не стоит. А потом все-таки сказала:

— Она убила Дончарова. А мне с ним было хорошо работать. Теперь вот приходится прибиваться ко всякой шушере.

Глеб переступил с ноги на ногу. Похоже, Фаина не знает, как все произошло.

— Ты заблуждаешься, — возразил. — Дончарова убил киллер.

Палия вспыхнула от противления его словам:

— Ты ничего не знаешь! — воскликнула. — Все из-за нее! Речерская должна умереть, сдохнуть!

И отвернулась.

— А чем ты лучше? — спросил он. — Держишь меня под пистолетом. Твой напарник куда-то испарился, а мне в туалет нужно.

Фаина пропустила его слова мимо ушей, как будто он их не произносил, а если произнес, то определенно куда-то в пустоту. Глебу это не нравилось. Внутри у него кипело. Он, сильный и волевой, сейчас оказывался беспомощным перед этой слабой девчонкой. Она вела себя с ним вызывающе: хотела — слушала, не хотела — не слушала, могла ответить ему, а могла просто плюнуть на его вопросы.

В нем ширились негодование и гнев. Конечно, в ее руках был пистолет, и Корозов отдавал себе отчет, что она вполне могла нажать курок. Но тем не менее он никак не мог принять для себя, что в данный момент зависит от ее настроения и неспособен справиться с нею. Именно неспособен, и это особенно злило его.

Он не мог найти слова, какие проняли бы Фаину до самых костей, лихорадочно искал их, чтобы зацепить за живое. Упоминание о Речерской заставило ее занервничать, но ненадолго. Между тем стоит попробовать развить тему, попытаться сыграть на самолюбии девушки, вывести ее из равновесия. А там — как бог положит. Он не представлял, к чему это приведет, но взбудоражить Фаину вполне могло. Пока нет ее подельника Кеши.

Тот исчез, ничего не сказав. И, как догадывался Глеб, Палия понятия не имела, куда и на какое время тот отлучился. Сунул в руки ей пистолет и потребовал не спускать с него глаз.

Корозов спросил:

— Ты говоришь, все из-за нее? Так это потому, что Речерская красивая девушка. Очень красивая. Из-за нее, видимо, можно сойти с ума, вот мужики и сходят с ума.

Фаина повернулась к нему, возбужденно сорвалась с места, снова задвигалась челноком около своего табурета. Ярость пробежала по лицу.

Глеб видел, что угодил в точку. Вот она, сердцевина вопроса. Вместо нее Дончаров выбрал Ксению, и теперь Палия мстит Речерской за его выбор, а не за его смерть. Удар по самолюбию Фаины был ощутимый, и Глеб добавил еще, чтобы окончательно выбить ее из седла:

— Я представляю, как Дончаров любовался ею.

Палия подскочила к нему и закричала в лицо, будто внутри нее лопнул давнишний нарыв:

— Замолчи наконец! Ты глупый большой баран! Она безобразна, как и ты! — Фаина ударила его по щекам обеими руками.

В эти удары была вложена вся ненависть к Речерской, скопившаяся в этом стройном и не менее красивом теле. Женская ненависть может стать отчаянно-безобразной, когда женщина знает, что она тоже очень красивая, но тем не менее выбирают не ее, а другую. Фаина была больно уязвлена этим. И сейчас слова Глеба точно придавили сверху тяжелой бетонной плитой. Ей не хватало воздуха, ей не хватало слов, ее захватили мстительные эмоции, которыми она не могла управлять.