— Но ведь такое просто невозможно! — наконец пробормотал Джесс. — Не мог же какой-нибудь маньяк бегать по пассажирскому салону и втыкать им поочередно шприц или бросать таблетки в их стаканы с джином и тонизирующим напитком! Вы считаете, что всем им дали наркотики?
— Вроде того.
— Но как же кто-то мог...
— Минутку, Джесс, — перебил я его. — Что случилось с передатчиком?
— Что? — Этот неожиданный вопрос сбил его с толку. — Что случилось... Вы имеете в виду, как его угораздило сверзиться со стола? Не имею понятия, сэр. Знаю только одно: петли не могли быть сбиты случайно, ведь на них сидит аппаратура весом в 180 фунтов. Кто-то это сделал намеренно.
— И единственным человеком, кто находился в это время рядом, была стюардесса, Маргарет Росс. Ведь все на этом сошлись, так?
— Да... Но, Боже мой, зачем кому-то понадобилось выкинуть такую безумную штуку?
— Не знаю, ~ устало ответил я. — Сейчас передо мной стоит сотня вопросов, на которые я не могу дать ответа. Но одно я знаю: она действительно это сделала! Кстати, кто еще имел возможность подмешать наркотик в питье, приготовленное для пассажиров?
— Милостивый Боже! — Я услышал, как он со свистом втянул воздух. — Ну конечно в питье! Или, может быть, в конфетки, которые раздают при взлете?
— Нет! — Я решительно покачал головой. — Сахарная оболочка не скроет привкуса наркотика. Скорее кофе.
Да, это несомненно она, — медленно произнес Джесс. — И никто другой. Но... но она ведь вела себя так же странно, как и все остальные. Даже, можно сказать, еще более странно.
— Возможно, у нее есть на то причины, — угрюмо притворил я. — Пошли домой, а то мы замерзнем до смерти. Расскажите обо всем Джекстроу, когда будете с ним наедине.
Вернувшись в наш домик, я оставил крышку люка приоткрытой дюйма на два: когда в домике четырнадцать человек, без вентиляции не обойтись. Потом я взглянул на термограф.
Он показывал сорок восемь градусов ниже нуля — восемьдесят градусов мороза.
Я улегся на полу, поплотнее натянул капюшон, чтобы не отморозить уши, и через минуту уже спал.
Понедельник, с шести утра до шести вечера
Впервые за четыре месяца я забыл завести перед сном будильник, и, когда проснулся, было уже довольно поздно. Я весь окоченел, тело ныло от лежания на твердом и неровном деревянном полу, и я едва мог разогнуться. Все- еще было темно, как в полночь: прошло уже две или три недели с тех пор, как узкая световая полоска в последний раз показалась над горизонтом, и все, что нам осталось от дневного света, свелось к сумеркам, которые пробивали тьму на плато на два-три часа в день в районе полудня. Я быстро взглянул на светящийся циферблат своих часов и увидел, что уже девять тридцать.
Я вытащил из-под парки фонарик, установил нашу керосиновую лампу и зажег ее. Свет был тусклый, он едва доходил до конца помещения, но в нем отчетливо вырисовывались неподвижные, как мумии, фигуры, съежившиеся на койках или гротескно распростертые на полу. От дыхания перед их лицами клубился пар, оседавший инеем на стенах кабины. Потолок почти до слуховых окон был покрыт мерцающей пленкой льда. Это был результат действия тяжелого холодного воздуха, который проникал в оставленную мной щель люка. Снаружи температура упала до минус 54 градусов.
Кое-кто уже не спал. Я подозревал, что мало кому удалось выспаться в эту ночь, об этом позаботился леденящий холод, но никто не проявлял желания расставаться с койкой. Какая разница, где находиться, повсюду мороз. Они явно выжидали, когда помещение немного прогреется.
Я с большим трудом разжег плиту. Хотя жидкое топливо поступало из резервуара, находящегося наверху, за ночь оно загустело от холода. Но, когда мне все-таки удалось его разжечь, оно яростно вспыхнуло и загудело. Я полностью отвернул оба крана, поставил на плиту ведро с водой, которая уже успела превратиться в твердую глыбу льда, натянул защитную маску и, надев очки, выбрался наружу взглянуть, какая погода.
Ветер почти утих: я уже догадался об этом, прислушиваясь к слабому дребезжанию анемометра, и снежные вихри, которые временами взлетали ввысь на несколько сот футов, превратились теперь в легкие облачка снежной пыли, перемещающиеся в тусклом луче моего фонаря. Ветер, каким бы тихим он ни был, по-прежнему дул в восточном направлении. Мороз был сильный, но не такой, как ночью. Если говорить о действии арктического холода на человека, то абсолютная температура отнюдь не решающий фактор. Не меньшую роль играет и ветер, каждая дополнительная миля скорости ветра в час равносильна падению температуры на один градус. Но еще большую роль играет влажность. Если относительная влажность высока, то даже несколько градусов ниже нуля могут стать невыносимыми. А сейчас ветер приутих и воздух был сух. Может быть, это хорошее предзнаменование?.. Увы! После этого утра я уже больше никогда не верил в предзнаменования.
Читать дальше