Александр Асмолов - Пыха

Оказалось, что Александр III, взойдя на престол, решил лишить всех правнуков Николая I, титула Великие Князья, если они не были из ветви Александровичей. Молодой монарх мотивировал это решение тем, что слишком много стало непрямых претендентов на корону Российский империи. Так дети всех Константиновичей стали именоваться князьями и княгинями императорской крови, но не великими князьями. И это было не самым жестоким в борьбе за власть среди наследников.

Не миновала этой участи и Вера младшая дочь Константина Константиновича, более известного в Российской истории, как поэта, подписывающего свои вирши К.Р. И, хотя он дослужился до генерала от инфантерии, и был награжден более чем 40 орденами и медалями, о нем редко вспоминают, как о Романове, внуке Николая I.

Судьба Веры Константиновна была не из легких, в 9 лет у нее на глазах умер отец, в 12 лет мать вывезла ее из, разрываемой революцией, России. Скитания по Финляндии, Швеции, Бельгии, Германии особой радости не принесли, хотя в Германии она жила у родственников и воспитывала мальчика Георгия. Одни говорят — приемного, другие — утверждают, что это был сын. В любом случае Веру считали немкой, дочерью Марии Саксен-Ольтенбургской, породнившейся с русскими царями. После войны она работала переводчицей, а в начале 50-х годов переехала в Нью-Йорк.

Княжна императорской крови Вера Константиновна никогда не участвовала в спорах за титул наследницы престола или главы Императорского Дома Романовых, участвуя в различных встречах потомков Романовых в качестве почетного гостя. Ушла из жизни тихо и скромно аж в 2001 году и была похоронена на кладбище женского православного монастыря километрах в тридцати от Манхеттена. Зато и Георгий, и остальные потомки сохранили черты и стать Николая I, но у них не было и намека на какие-то права. Сравнивая найденные в сети фотографии и видеозапись, Пыха к немалому удивлению сам определил, кто был третьим в разговоре потомка капитана с Артуром Даровским. Некто Павел Владимирович Михайлович отпрыск морганатического брака. Так иногда его называли злопыхатели.

Теперь Пыха уже не сомневался, что привело двух высоких статных иностранцев в Россию, обсуждавших что-то в отдельном кабинете ресторана «Парус» с мужем замдиректора сгоревшей библиотеки ИНИОН. Не только внешность объединяла их, но и отсутствие любых намеков о возможном наследстве императоров некогда великой империи или хотя бы законного титула. Общая беда часто сплачивает не только друзей, но и врагов.

Некоторые источники сообщали, что Фанни Лир вернулась в США еще до войны и одна воспитывала сына. Надо думать, она рассказывала ему, как русский чиновник, после истории с бриллиантами из оклада драгоценной иконы, заставил ее отдать все письма, подарки и даже написанное завещание от Николая Константиновича в обмен на возможность покинуть пределы России с тем, чтобы уже никогда не вернуться. Вот только имя сына она не указала в своих мемуарах, а уж отыскать других потомков оказалось просто невыполнимой задачей.

Так или иначе у Королева было имя второго участника беседы в отдельном кабинете ресторана «Парус». Третий же участник, вероятный наследник великого князя Николая Константиновича или капитана, как привык его называть Пыха, пока оставался безымянным. Зато цель их визита, скорее всего была определена верно. Однако картинка с обоими претендентами на русское золото за одним столом пока была только одна, да и то мельком.

На востоке небо уже начало светлеть, когда очередной фрагмент видеозаписи насторожил фотографа. Объектив камеры дрона приблизил изображение и крупным планом показал мужчину и женщину за столом при свечах в комнате с дорогим изысканным интерьером, возможно, богатого дома, возможно, гостиницы. Они сидели напротив друг друга, казалось, не замечая бокалы и посуду перед ними. Она была именно перед ними, потому что пальцы рук их были переплетены, а взгляды полны нежности. Они почти не разговаривали, потому что слова были не нужны. Влюбленные всегда общаются иначе, чем все остальные, и это видно невооруженным взглядом.

Женщина была ослепительно хороша и просто излучала какой-то магнетизм, что даже соглядатай Пыха застыл, завороженный этим видением. Губы женщины все же иногда чуть улыбались и что-то произносили, и Королев, затаив дыхание, старался разобрать эти слова или хотя бы понять смысл. Он осознавал, что находится под влиянием женщины, но это было так приятно следить за ее плавными движениями, легким наклоном головы, непослушным локоном, соскользнувшим на обнаженное плечо или отраженным в бокале зайчиком от перстня, сверкнувшего камушком от свечи, стоявшей на столе.