Горный мастер, посмотрев на товарищей, резко махнул рукой: «По машинам!». Таежный опыт и интуиция подсказывали: тут ничего трогать нельзя! Мужики медленно, вытирая со лба пот замасленными рукавицами, развернулись и, ступая точно по своим следам, вернулись к колонне. Они еще не успели успокоиться, как Савченко, пройдя мимо переднего бульдозера, стоящего почти под кронами деревьев, подошел ко второму и зашел в балок, где уже сидели вернувшиеся с поверхностного осмотра места трагедии звеньевой вальщиков леса Николай Юрьевич Ивлев и раскрыжовщик Виктор Сергеевич Куприн. Не говоря ни слова, руководитель их маленькой экспедиции взял топор, поправил висевший на шее бинокль и быстрым шагом по только что протоптанной в сугробе рыхлой тропе вернулся к месту страшной находки. Было ясно, что ему необходимо время, дабы во всем разобраться и осмыслить увиденное. Все внимательно следили за его высоченной фигурой, стать которой не портила мешковатая, видавшая виды телогрейка. Большая лисья шапка на голове начальника выделялась на темном фоне пихтачей ярким пятном.
Возвращаясь стремительным шагом к месту обнаруженного знака смерти, Савченко перебирал в уме все события последнего времени, начиная с создания его небольшого отряда. Находка была им воспринята как недобрая примета, предвещающая неприятности удачно начатому походу. «Ничего себе чёрная метка! — подумалось ему. — Ведь первые дни нам везло, двигались в соответствии с графиком, хотя часто приходилось останавливаться из-за таежных завалов…» Лесорубы Ивлев и Куприн с привычной ловкостью и мастерством расчищали будущий зимник от сухостоя и мелких деревьев. После того, как проходил ведущий бульдозер, второй, с балком, следуя точно по уже пробитому следу, как бы закреплял отвоеванную у тайги узкую просеку, расширяя ее то ударами только передней лопаты, а то и всем тяжелым корпусом тросовой «сотки». Какое-то время пробитая дорога «дымила» клубами поднятых снежинок, вспыхивающих огоньками на солнце, а потом успокаивалась, готовая принять на себя машины, которые пойдут по ней вслед железному каравану.
Вчера с раннего утра начали искать переход через Третьяковский перевал, который, казалось, стоял неприступной стеной на пути механизированной колонны. После нескольких маневренных проходов по подножию сопки и большому распадку с наглухо закованными льдом быстротечными ключами нашли проушину между отвесными скалами и, проделав четыре оборота серпантинного изгиба, поднялись почти на семисотметровую высоту — высшую точку Третьяковского перевала. Отсюда, несмотря на обжигающий ветер, выбивающий слезы из глаз, как на ладони, далеко просматривалась окрестность. Кругом, куда ни глянь, простирались таежные дебри, крутые сопки, черные, не принявшие на себя снега, скалы. Хотя для Савченко в этой картине и не было ничего необычного, — за годы работы на Дальнем Востоке горный мастер привык к подобным пейзажам, — он, не признаваясь себе в этом, всегда невольно любовался открывающейся его взору мощью и красотой природы.
Декабрь здесь — самый холодный и снежный месяц. Уже в ноябре наступают сильные морозы, сковываются льдом все ключи и реки, которые разрезают сопки, образуя ущелья с нависающими черными утесами. При свете дня в дымке облаков угрюмые скалы преображаются, переливаясь то белым, то голубым светом, переходящим в золотисто-желтые и коричневые тона. Раскидистый кедр уже в зимнем покрове, и его лапы пружинисто раскачиваются под тяжестью снега. Только ясень да пихтачи, кажется, стоят с недовольным и даже грустным видом на общем белом фоне, не сумев одеться в снежную шубу. Кустарник еще не полностью спрятался под сугробами, и его голые ветки чутко вздрагивают при малейшем порыве ветра. Горит рябина громадными кистями ягод, с вершины перевала сразу бросаясь в глаза. Ее красные плоды кажутся еще ярче на ослепительно белом фоне, украшая и оживляя пейзаж. Рядом с воспетой многими поэтами, да и самим народом рябиной человек отдыхает душой и набирается сил для дальнейших странствий по таежным тропам.
А разливы по весне малых рек с бессчетными миниатюрными озерами, разбросанными среди сопок! Их часто называют мертвыми. Но это напрасно. Они дарят прохладу и хрустальной чистоты влагу. Рыбаку на них приволье — редко где его может ожидать такой бойкий клев и такие богатые уловы. Всё в тайге на месте, и нет ничего лишнего, думал Савченко. И в любое время года она манит человека. Вот болотина, столь коварная летом, смотрится под сугробами безобидно. Вся она оконтурена стройными березами и густыми зарослями ивняка и шиповника с крупными, будто глянцевыми ягодами. Это природа создала свои кладовые для птиц и зверушек. И на зиму хватит, и к весне кое-что останется. Снег сойдет — и ягода опять в распоряжении обитателей тайги. Пернатые хорошо знают про эти природные запасы. Уже сейчас, в декабре, они слетаются большими стаями к зарослям шиповника и своими цепкими лапками пытаются докопаться до подснежного лакомства. Но удается это немногим, и, оставив свои следы на снегу под раскидистыми кустами шиповника, они улетают на болотные кочки.
Читать дальше