Александр Токовенко - Груз-500 (таежный детектив)

«Жив, жив!». Ноги совсем не слушались. Это жара и страх от неожиданности так повлияли. Потом с трудом поднялся, снял фуфайку, стал растираться снегом. Брошенная на землю телогрейка была вся мокрая от пота, от нее даже пар шел. А в воздухе стоял дым…

Я понял, что загорелся балок. Он ведь в сцепке с «соткой», а значит, и гореть будут вместе. Хотел бежать, но ноги не шли и за грудиной давило так, будто кто-то кол туда колотушкой забивал. Потоптался на месте, смотрю, Савченко возле балка крутится, пытаясь открыть дверь. Ее заклинило, а там Ивлев и Куприн с бензопилами сидят. Первая мысль: разбить окна. Но они такие маленькие, что все равно человек не пролезет. Подошел к оконцу, а мужики внутри с замотанными полотенцами ртами стоят и знаками показывают, чтобы не вздумал стекло бить: сразу сильнее запылает. А горный мастер, стараясь спасти горящих лесников, стал загонять сук ясеня между порогом и дверью, используя вместо кувалды бинокль. Я отвел его в сторону и сказал, что мужики с огнем сами справятся. У них воды — хоть залейся, они сами через окно только что объяснили.

— А дым почему из-под саней валит? — испуганно спросил Савченко.

— Так у них же все перевернулось и теперь валяется на полу. Поэтому пар и дым от уже потушенных очагов пожара уходят понизу.

Потом, опустившись в воронку, я попытался открыть кабину сотки, где за рычагами сидел Роман. У меня ничего не вышло. Обошел бульдозер и увидел открытую дверь, через которую от сильного удара выбросило Савченко. Я потрогал голову Романа. «Ничего, — пробормотал он, — мне уже получше». Он при падении бульдозера грудью налетел на торчащие рычаги. Бульдозер уже шел на подъем, но тут заглох мотор. Сани с балком всем весом с грохотом обрушились на заднюю часть «сотки». Раскаленная печка, хотя и хорошо была прикреплена, от такого удара сорвалась с места. А в ней дровишки ясеневые горели. Конечно, она завалилась в переднюю часть балка. А там лежали матрацы, другое имущество, которое тут же вспыхнуло. Но ребята после такого потрясения не растерялись. Вот только на печку очень много воды ушло. Плотные клубы пара заполнили помещение…

Я сначала даже не понял за что. А потом сообразил. Это просто чудо, что лесники остались живы. Ведь они должны были неминуемо погибнуть под многотонными грудами содержимого балка. Десять бочек горючего, две бочки воды, бочка бензина, запчасти, бензопилы, инструменты, продукты питания — все это должно было мгновенно рухнуть на них, сидевших у раскаленной печки, и сгореть вместе с санями и трактором. А что тогда делать оставшимся в живых — мне и Савченко? До ближайшего населенного пункта около ста километров. Горючего в баке — на пятнадцать километров, ни питания, ни одежды. А тут такие морозы стоят, да еще снежные бураны. Видимо, все одновременно об этом подумали. И потом, глядя в растерянные глаза друг друга, мы в едином порыве крепко, по-мужски обнялись. И так стояли еще какое-то время на фоне торчащих из-под снега машин, почерневшего балка и одиноких сухостоев. И у каждого в голове была одна мысль: слава Богу, все живы остались! Ивлев тихо сказал: «Этот череп — чертова примета. Так и знал, что дороги не будет, что-нибудь произойдет, — и вот, пожалуйста!».

Колонна снова тронулась в путь. Проехав немного, остановились на ночлег в липовой роще. Едва расположившись, сразу занялись делами: механизаторы начали с помощью фонариков двигатели машин осматривать, лесники — походный ужин готовить, а горный мастер, вооружившись карандашами и картами, — вести какие-то подсчеты.

Закончив дела, все собрались в балке. Сначала обсудили дневное происшествие, а потом разговор зашел о неожиданной лесной находке. Роман Николаенко, друживший с Никитой Красавиным, высказал то, что его постоянно беспокоило…

— Как Никита попал сюда? Какая нечистая сила затащила его в эти дебри? Наверно, никогда об этом не узнаем. Хотя если напрямую, через перевал, а не так, как мы колесили, горные проушины по вершинам перевалов искали, то километров пятьдесят будет. А что такое расстояние для крепкого, закаленного старателя? Максимум два дня хода… — Парень помолчал, потом грустно продолжил: — Так и стоит перед моими глазами Никита с фотографией в руках. А на ней жена и двое детишек. О них рассказывает, вспоминает и весело смеется. «Вон какая у меня жена — красавица. На железно-дорожной станции экономистом работает. А какая она хозяйка! Порядок в доме — залюбуешься. А это сын Сашка, двенадцати лет. А вот дочь Марина, ей девять. Она так хорошо на пианино играет! Вот закончу сезон, домой с деньгами приеду, в первую очередь Маришке хороший инструмент купим, а уж потом все остальное. Жена пишет, что этот сезон для меня будет последним. Больше она меня в дальневосточные сопки не пустит. Говорит: не обещай друзьям, что опять в артель вернешься». Я, как в артель по весне еду, — рассуждал Роман, — всегда думаю, с кем мне в одной комнате жить предстоит. Вдруг какой «сухарь» попадется. Тогда пиши пропало. Ни поговорить, ни посмеяться, а то и посоветоваться по серьезным делам нельзя. Ведь здесь родственников нет, а хочется иногда перед близким человеком душу излить. И как жаль, что нет больше Никиты. Душевным был человеком.