Алена Алтунина - Крыса и Алиса

Так мы с ним и живем, наверное, не совсем нормально, не очень романтично. Скорее, как друзья, чем как любящие супруги. Но думаю, на земле нет двух одинаковых браков. Все супружеские пары живут как умеют, выстраивая отношения по своему усмотрению. Наши отношения были такими.

Мы почти доплыли до места, где было удобно оставить лодку. Я показала рукой:

— Нам туда!

Женщина кивнула.

Она догребла до берега и втащила лодку подальше на песок, хотя я из лодки еще не вышла! Я так и села обратно от удивления. Вот это силища! Нет слов! А она даже не обратила на это внимания. Женщина почти вскарабкалась на крутой склон, и только потом оглянулась. Заметив, что я все еще сижу в лодке разинув рот, она нетерпеливо махнула мне рукой. Я очнулась и поспешила за ней.

Я шла позади и незаметно рассматривала ее. Высокая, гибкая, крепкая, даже немного мускулистая, она шла пружинистой, грациозной и какой-то крадущейся походкой, как рысь или пантера. Ее красивая фигура с плавными изгибами и правда напоминала изящные контуры кошки. Нужно будет сделать с нее наброски — такое физическое совершенство нечасто встретишь.

— Как вас зовут? — спросила я.

— Кэт. Или Катерина, — представилась она.

Надо же, Кэт. То есть «кошка». Очень ей подходит. Назвать ее Катей язык не повернется — это имя к ней не имеет отношения, оно для другой женщины: пухленькой, милой и домашней. Кэт на такую не была похожа.

Она уверенно шла впереди меня будто к себе домой и оглянулась лишь только раз, когда мы подошли к поселку. Взгляд ее спрашивал: дальше куда? Я указала рукой на свой дом:

— Туда!

Она опять кивнула и зашагала к дому как хозяйка.

Дом — моя гордость. Когда картины начали приносить хороший доход, я сообщила Коке, что хочу уехать из душной и тесной для меня квартиры за город. Квартира, хоть в ней и были три комнаты, давила стенами: мне не хватало пространства, воздуха. Хотелось, чтобы взгляд не цеплялся за многочисленные предметы мебели и не упирался в очередную стену. Я мечтала об уютном и просторном доме с большими комнатами, где мебель будет по назначению, а не потому, что жалко выбросить, и при этом изысканной, может быть, антикварной. Я хотела, чтобы стены были выкрашены в пастельные тона, и на них висели мои самые любимые полотна. Чтобы, выйдя на балкон, не смотреть в окна соседей, а лицезреть простор поля или зелень леса, или рябь реки. Чтобы глаза отдыхали от суеты.

Когда риелтор предложила нам этот вариант, я сразу поняла, что это мой дом: он стоит немного на возвышенности, из окон видны и лес, и река, и луг. Площадь участка — двадцать пять соток с редко засаженным газоном, в основном по периметру росли ели, кипарисы, декоративные кустарники, лишь рядом с домом сохранился старый крепкий дуб, который мне очень нравился. От него падала красивая тень, а осенью — резные разноцветные листья и желуди: сочетанием красок и оттенков на дубовых листьях я могла любоваться бесконечно. Дом был большой, просторный, из светлого кирпича. Строители разрушили все стены, которые можно было снести, увеличили проемы окон, и он получился идеальным. Выстроен он был буквой «Г»: в одной части располагалась гостиная, около сорока квадратных метров, во второй — кухня-столовая. В обеих частях были панорамные окна. То есть не только окна в пол на первом этаже, но и такие же огромные окна на втором. Там, где кухня с гостиной пересекались, со стороны столовой находилась лестница на второй этаж, рядом с ней — комната для гостей, кабинет и санузел. На втором этаже тоже был санузел, мой любимый, с огромной ванной, и две спальни: моя и Кокина. Вся стена гостиной была увешана моими картинами. Часто, лежа на диване, я смотрела не в телевизор, а медитировала над своими картинами, мысленно доводя их до совершенства. Такие упражнения помогали мне в следующих работах вносить дополнительные штрихи, которые ранее я упустила.

Еще на участке стоял флигель, в котором размещалась моя мастерская. В отличие от дома, здесь царил хаос. Наша приходящая домработница, впервые увидев ее, пришла в ужас и растерялась: разобраться, что выбросить, а что оставить в ней, могла только я. Только я знаю назначение некоторых предметов, поэтому и убираюсь в мастерской сама. Каждая уборка заканчивается одинаково: сначала я что-то отсортировываю, раскладываю по местам, затем натягиваю холст на раму или рассматриваю уже подготовленные холсты. Потом мне приходит в голову очередной сюжет картины, и я незаметно для себя начинаю делать наброски. А дальше — уже дело техники: я иду к заветному шкафчику, достаю краски и продолжаю работать с цветом. Как только я пропадаю в мастерской, Кока, несмотря на свою лень, заходит ко мне и определяет, нормальная я или в трансе. Вдруг он не заметил характерных признаков надвигающегося приступа? Если я в норме, он спокойно возвращается в свое любимое кресло. Если я в «припадке» — садится под дверью мастерской, читает и прислушивается: вдруг я окончательно съеду с катушек, и мне потребуется помощь.