Маргарита Ардо - Его Снежинка, пятая справа

Наверное, ещё оно выдуманное имя.

Уже в Лондоне я узнала подробности, что по мою душу приходили несколько раз какие-то сотрудники спецслужб. Сразу после моего отъезда даже стреляли у дверей Валентины Павловны! Она потом слегла с гипертонией, но ответственно папе позвонила. Папа тоже пил валидол и, заняв денег, буквально выпинал меня в Лондон. Кстати, Римма Евгеньевна мне позже призналась, что возможно, если бы не пронырливый, неопрятный и странный следователь из ФСБ, который явился в театр, она бы возможно не стала суетиться так с письмами мисс Лоре в Лондон, в смысле Ларисе Михайловне Копытиной, давно здесь обосновавшейся после выхода на пенсию со сцены Мариинки.

Для того, чтобы я уехала быстро, всё сложилось, будто пасьянс. Лариса написала о планах на постановку Снегурочки старой подруге, которая иногда давала ценные советы. Римма Евгеньевна отправила ей видео с моего просмотра и расхвалила меня неимоверно, испугавшись, что за приходом следователей последуют гонения или что похуже.

А я убедилась, что миром правит парадокс. Со всеми этими ужасными событиями мир будто раскрутился в фуэте и остановился ко мне совсем другой стороной. Люди проявляли свои лучшие черты. Из вечно «не такой», рядовой артистки кордебалета я превратилась в приглашённую солистку. Нет, я не стала примой, так не бывает! И никто не знал, предложат ли мне контракт на сезон, когда «русские недели» завершатся и «Снегурочку» снимут с афиш.

Но у меня рушились шаблоны: я гуляла по Лондону и задирала голову на Биг Бен, танцевала перед членами королевской семьи и обнаружила, что балет может быть разным. К примеру, приглашенный педагог из США оказалась полной и вульгарной женщиной, фуэте упрощённым, а ногу в арабеске достаточно было вытягивать параллельно полу а не тянуть как можно выше. И то, что виделось мне не идеальным, требующим доработки, отточенности, здесь воспринималось на ура. Лондонцы уважали «русскую манеру», называя её подчёркнуто экстремальной и даже акробатической. Мне же балет в Лондоне, несмотря на все свои прелести, казался каким-то лоскутным, недотянутым, пэчворком, далёким от той классической хореографии, которую нам преподавали в Академии.

Англичане в отсутствии единообразия танцовщиков находили свою прелесть, мой рост тут и не стал бы проблемой. В вальсе Снежинок кружились и мулатки, и девушки азиатского типа, и мускулистые немки. А то что в Берендеевке могли проживать чернокожие хлопцы, никого не повергало в шок. Кроме меня…

Я и в самом деле была, как Снегурочка из сказки: непонятная, «загадочная», неразговорчивая, скованная плохим знанием языка и избыточным воспитанием. Мне не удавалось проникнуться той лёгкостью общения, которая вызывала любопытство и отталкивала одновременно. Однажды мне сказали, что вне сцены я была «холодная», чужая. Но я не могла представить, как влиться в бытовую раскованность между танцовщиками. Она представлялась мне несусветной.

Так что мне ничего не оставалось, кроме работы. Признаться, раньше я была уверена, что мне большего и не надо, но теперь даже танец был окрашен новым колером: ностальгии по русскому, по дому, по… нему.

Серёжа сказал мне танцевать, и я танцевала. До крови на пуантах. Каждый день. Иначе было не спастись от мыслей. Он женат? У него есть девушка? Он никогда не появится? Он попал в тюрьму? С ним случилось что-то плохое?

Я даже пыталась забыть его. Сходила на свидание с Томасом из кордебалета, как-то ответила на флирт Антуану из Канады и Виталику из Украины. Но, наверное, я всё же была ледяной. После этих неловких чашек кофе, променадов и не к чему не ведущих бесед с другими мужчинами наступала такая пустота в сердце, что боли ничего не мешало перебирать струны: ревность, обида, тревога, беспокойство. Какая из них заденет меня сильнее? И я не плакала. Просто было нечем дышать.

Но сегодня я сказала себе утром в зеркало: Хватит! Он не любит меня! Он ничего не обещал! Нужно просто жить дальше! Больше никаких мыслей о нём! Никогда!

И почувствовала себя сильнее, энергичнее, горячее. Я разозлилась. Видимо, это отразилось на моём лице, потому что рыжий ирландец Джейсон, игравший Леля расхохотался:

— Вау, Джейн, какой у тебя взгляд! Снежная дева нынче будет рвать и метать?

— Весна. Молись, чтобы я начала с тебя, — уверенно усмехнулась я, поправила корону и пошла к сцене длинными коридорами, лабиринтами, в которых в начале так легко было заблудиться.

Королевская Опера до сих поражала меня своими размерами: мастерские, гримёрки, репетиционные классы, длина коридоров… Рампы, стройные ряды прожекторов на металлических конструкциях по бокам и сверху. И внезапно сцена! Будто колдовство из Гарри Поттера — за лаконичной простотой она, как мост между работой в семь потов и роскошью бархатных кресел, позолоты, люстр. Великолепие, от которого захватывает дух!