Батья Гур - Убийство в субботу утром

Доктор Бихам говорил с сильным латиноамериканским акцентом, перекатывая слова на языке. В пятницу вечером к нему на ужин приходили друзья, а субботним утром он возил детей за город по грибы. Вернулся в девять тридцать, оставил детей (у него два мальчика и девочка, самому старшему восемь лет) с женой и поехал в Институт.

Доктор Нейдорф была его преподавателем в Институте, то есть она вела их группу из десяти человек в течение двух лет. Нет, она не была ни его аналитиком, ни супервизором.

— Я восхищался ей, но у нее не было никаких просветов. То есть, — объяснил он, — она была недосягаема, ее время было расписано на два года вперед.

Он сидел, вытянув вперед скрещенные ноги и попыхивая инкрустированной перламутром трубкой, в жилетном кармашке поблескивала золотая зажигалка… Все это, вкупе с добротным серым костюмом и холеной бородкой, красноречиво говорило о том, как относится к себе доктор Бихам. Он говорил без умолку и явно любовался своим голосом. У него имелся ответ на все, даже тогда, когда сказать было нечего. Разумеется, он присутствовал на вечеринке — обожает повеселиться; да, выпил он как следует — еще бы, он ведь душа общества. Линдера он очень любил, был его подопечным два года. И ни одного неприязненного слова ни о ком из институтских коллег.

В какой-то момент беседы, которая, несмотря на все попытки Михаэля сменить тон, оставалась легкой и сердечной, тот, потеряв терпение, спросил:

— Доктор Бихам, может, вы принимаете меня за тайного агента ученого совета и поэтому боитесь о ком-нибудь плохо сказать?

Бихам жизнерадостно рассмеялся:

— Можно я потом буду вас цитировать, инспектор? — и без малейшего следа волнения с искренним видом объяснил: — Знаете, пока я не взобрался в Институте на самый верх, я не могу позволить себе испытывать негативные чувства к кому бы то ни было.

Но, несмотря на все шутки и свободный, легкий тон, Михаэль, которому становилось любопытно, что же привело сидевшего перед ним человека в его профессию, уловил в его глазах затаенную печаль и усталость.

Бихам не верил, что кто-то в Институте виновен в трагической смерти доктора Нейдорф, просто не мог такого себе представить, и не важно, какие там доказательства есть у главного инспектора. Да, он умеет обращаться с оружием; конечно, он видел у Линдера пистолет. Заходил ли в спальню — не помнит, должно быть, изрядно выпил, а может, пальто забирала жена. Против детектора лжи у него возражений нет — то-то будет острое ощущение!

«Откуда же у него в глазах такая печаль?» — думал Михаэль. Печаль, идущая из глубины души, никак не связанная с внешними обстоятельствами.

— Как вы себя чувствовали в то утро, когда должны были делать доклад?

— Очень нервничал. Хотя уговаривал себя: в худшем случае велят внести исправления. Я в общем-то не сомневался, что пройду. Чтобы кандидат, который проходит последний курс психоанализа, проучился восемь лет и ведет уже трех пациентов, провалился, он должен сделать что-то особенно ужасное. Даже представить не могу, что именно. — Он закурил свою трубку, и брови его комически ушли вверх. При этом он не сводил глаз с Михаэля, и тот невольно улыбнулся.

— Скажите, а почему вы решили стать психоаналитиком? — с любопытством спросил полицейский.

Доктор Бихам с озорным видом усмехнулся, но глаза оставались печальны по-прежнему.

— Я слышал, как трудно быть принятым в это сообщество, и не мог удержаться от искушения попробовать. А знаете, это интересно, по-настоящему интересно. Я уже занимался психиатрией и имел отличное представление о новых методах и подходах, которые применяют в психиатрических лечебницах, поэтому и пошел поначалу именно в этом направлении. Что же касается Института — это чистая амбиция. Мне понадобилось много времени, чтобы убедить Хильдесхаймера — он принимал у меня собеседование — принять меня всерьез. Но на работе обо мне дали хороший отзыв, потом у меня есть друг-выпускник Института, и тот тоже дал мне рекомендацию.

Он явно готов был беседовать на любую тему и даже при упоминании об убийстве лишь слегка помрачнел, но продолжал говорить так же охотно. Однако, провожая доктора Бихама к двери, Охайон снова не мог избавиться от тревожной досады. Видимость обманчива, думалось ему. Все это лишь верхушка айсберга. Или этот человек действительно не имеет отношения к делу? Михаэль посмотрел на часы и перемотал пленку. В кабинет без стука зашла Цилла. Она сообщила, что уже три часа и пора бы прерваться на обед. Михаэль сказал было, что у него куча работы, но Цилла не отставала: