Галина Романова - К северу от любви

В кабинет сунулся Дорофеев. Полковник подозвал его к себе и вполголоса принялся отдавать распоряжения. Васильев не слушал. Он внимательно читал те страницы, где пострадавшая Кускова описывает напавшего на нее мужчину.

Черт возьми, да под это описание подошла бы добрая половина мужского населения планеты! Но для следствия важнейшим аргументом явилось то, что Харитонов пользовался тем же одеколоном, что и напавший на Кускову злоумышленник.

Дорофеев из кабинета стремительно вышел. Васильев захлопнул папку. Он увидел все, что ему было нужно. Перелистывать несколько томов не было необходимости.

— Подозреваете, что он убил дочь Иванова и Кускову, чтобы подставить Харитонова?

— Не могу знать, товарищ полковник. — Васильев медленно встал, поправил стопку папок. — Огромное спасибо, что позволили полистать дело. Здесь, в этих папках, очевидное непринятие очевидного. И я могу доказать, что Харитонов отсидел за чужие преступления. А что случилось уже сейчас… Требует тщательнейшего расследования. Кропотливого и тщательнейшего. Разрешите идти?

Полковник кивнул и вдруг спросил:

— Назад не тянет? Может, похлопочу? Такие кадры… Кстати, а как вы вышли на Власову? Как узнали обо всем?

— Я просто съездил к Ангелине Ивановой в офис и поговорил с ее хорошим другом. Он дал мне контакты риелтора, которого рекомендовал десять с лишним лет назад своей сокурснице Ангелине. И он же сказал мне: подозревал, что у нее кто-то появился. Но когда все случилось, предпочел молчать. Его жена ждала ребенка, и он не хотел быть замешанным в скандале. Так бывает, товарищ полковник. Так бывает…

Пора было ставить в деле убийства Ивановой Светланы жирную точку. Он отлично подготовился. У него на руках были записи со всех камер железнодорожного вокзала. Показания таксистов. Не было лишь чистосердечного признания от человека, который сидел сейчас в комнате для допросов и улыбался в камеру.

Егор Игнатьев пока сидел там один. Его привезли из СИЗО и попросили задержаться для подписания кое-каких бумаг.

— Чистая формальность. Это недолго, — пообещал помощник Дорофеева Василий. — Кстати, вас встречают. Девушка. Красивая.

Игнатьев поморщился и закатил глаза.

Василий проводил его в комнату для допросов и оставил там одного. Майор наблюдал за задержанным из соседнего кабинета. На мониторы подавались сразу три картинки с разных ракурсов, и ни на одной из них Игнатьев не демонстрировал и тени беспокойства. Он то садился прямо, то откидывался на спинку стула. Ковырял ногтем стол. Выражал нетерпение — да. Беспокойство — нет. И еще он все время улыбался. Странной улыбкой превосходства и спокойствия.

— Сволочь какая, — изумлялся майор, покачивая головой. — Думаешь, всех перехитрил?

Он вошел в комнату для допросов, лишь когда Игнатьев несколько раз покосился на дверь и улыбка сползла с его смазливой физиономии.

— Майор, в чем проблема? — голосом капризного ребенка протянул Егор, разваливаясь на стуле. — Мне давно уже пора домой.

— Боюсь, что с этим придется повременить, — скупо улыбнулся ему Дорофеев.

— Почему? — Игнатьев точно не поверил, потому что не испугался и спросил: — Это что, шутка такая, да?

— Да какие уж тут шутки, Игнатьев? В настоящее время ведется работа по избранию для вас меры пресечения. Но поскольку вы у нас так умело прячетесь, думаю, судья заключит вас под стражу.

— Основания! — взвизгнул Егор, подскакивая на стуле.

Он уставил на Дорофеева взгляд, полный ненависти, кулаки сжаты, мышцы напряжены.

«Звереныш, — подумал майор, рассматривая подозреваемого. — Скрытный, лживый, а потому особо опасный».

— На каком основании вы собираетесь держать меня за решеткой?! — Аккуратные ноздри красивого носа раздувались, глаза покраснели. — Мне кажется, я сумел доказать свою непричастность! Или у вас скопились еще какие-нибудь дела, которые надо спешно на кого-то повесить?! Это произвол! Мне нужен адвокат. Срочно! И можете вести запись сколько угодно. Я не скажу больше ни слова.

Такой ход событий был предсказуем. Дорофеев согласно кивнул:

— Можете молчать. Говорить стану я. А вы слушайте и думайте. Про чистосердечное признание мне вам не надо рассказывать, так? Вы достаточно грамотны.

Игнатьев покосился и промолчал. Руки сунул под мышки. Снова принял развязную позу. Взгляд увел в потолок. Он играл оскорбленную невинность. Но это была его последняя игра. Сейчас он сломается. Дорофеев был в этом уверен.