Галина Романова - К северу от любви

— А когда Игнатьева на допрос позовете? Он уже вещи собрал. Домой хочет.

При упоминании о Егоре Дорофеев помрачнел.

Из-за этого мерзавца его свидание с Асей прошло отвратительно. Он так спешил к ней! Закончив дела на железнодорожном вокзале и позвонив полковнику, помчался домой. Принял душ, перетряхнул гору одежды — все казалось ему неуместным. Наконец остановил свой выбор на тонких серых брюках и лиловой рубашке, сам себе понравился в зеркале. Но Ася, кажется, даже не обратила внимания. Он мог бы с таким же успехом в потной футболке и рваных джинсах к ней явиться, она бы не увидела разницы.

Ладно, пережил. Выбрали ресторан, приехали. Им предложили хороший столик в уютном месте, сокрытом от посторонних взглядов. Дорофеев за это отдельно приплатил. Сделали заказ. Им принесли вино, потом закуски. И тут все пошло не так.

— Я тут жру, а он там — на тюремной баланде, — прошептала Ася. Ее глаза наполнились слезами, вилка со звоном упала в салатник.

Данила изумленно взглянул на нее. Они вроде договорились не поднимать эту тему. Ася согласно кивнула, когда Данила попросил ее оставить органам полиции право разбираться во всем этом деле. Что вдруг опять?

— Ну не такая уж там и баланда, Ася, — попытался он как-то сгладить. — Обычная еда.

— Сизые слипшиеся макароны — еда?! — Ее лицо было в слезах, пальцы тискали салфетку. — А ты сам, майор, жрал это?!

Грубо? Достаточно грубо. Но он снова проглотил обиду и попытался перевести разговор на что-то другое. Спросил о планах на осень.

— Какие у меня могут быть планы, я студентка! — Она покосилась на него как на идиота. — Мне кажется, я тебе говорила! Надо хотя бы немного прислушиваться к тому, что я говорю. Чтобы запоминать.

Последнее слово она произнесла для него по слогам и пальцами при этом перед его лицом пощелкивала, словно пыталась разбудить. И он не выдержал.

— Я все запоминаю, что ты мне рассказывала, Ася. Но странно, не могу припомнить одного момента… — Он изобразил муки размышления, сжав пальцами виски. — Как ты мне рассказывала, что была в ночь убийства Ивановой с Егором на железнодорожном вокзале. Сидела с ним и о чем-то беседовала под часами. Вот не могу припомнить, и все. Не рассказывала? Ай-ай-ай! И так ловко изображала поиски, утверждала, что не видела его давно. Неумело врать, Ася, не к лицу такой красивой девушке.

Ее лицо пошло красными пятнами, губы надулись. Она с минуту рассматривала его как неожиданного врага.

— А тебе не к лицу допрашивать мою мачеху! И выпытывать у нее, во сколько я вернулась домой в ночь убийства Ивановой! Что она тебе рассказала, а? Попробую догадаться… — Ася по его примеру приложила пальцы к вискам и ловко скопировала манеру мачехи. — Я спала и ничего не слышала. И вообще не нанималась следить за тем, во сколько взрослая девица домой возвращается. Для этого у нее есть папочка. Так?

— Почти, — кивнул он.

Опустил глаза и вспомнил о небольшом уточнении, оброненном как бы вскользь красивой молодой женщиной. Она выглядела немного заспанной, жеманной и говорила нехотя, без конца зевая.

— Не знаю я, во сколько она вернулась, — игриво улыбнулась ему мачеха Аси, тесня к выходу. — Но вещи в ванной все в грязи были, когда я встала. В какой луже она валялась ночью, то мне неведомо. Девица взрослая. Совершеннолетняя…

Дорофеев не стал об этом рассказывать. Он все еще пытался разрядить обстановку, старался изо всех сил, чтобы их ужин хоть немного походил на свидание.

Ася не дала ему такой возможности. Просидев еще полчаса почти без движения, она резко встала, поблагодарила, простилась и ушла. Он не побежал за ней следом. Зачем? Она только что сделала свой выбор. Он сделал свой. И теперь…

— Домой он собрался рано, лейтенант, — ответил он на вопрос помощника. — Нам с ним предстоит еще очень долгий и серьезный разговор. И на допрос…

Дорофеев глянул на часы и закончил с кивком:

— Мне его уже везут.

Васильев только что побывал в своем бывшем отделе и ехал оттуда совершенно разочарованным.

— Прости, Игорек, — развел руками начальник отдела, к которому он сунулся с бутылочкой хорошего коньяка и палкой сыровяленой колбасы. — Нет в архиве дела. Затребовано соседним отделом. Еще не возвращали. Ну не могу же я их полковнику позвонить и сказать: отдай!

— Нет, конечно, — кивнул Васильев.

— Что, дружище, зря потратился?

Бывший коллега с сожалением смотрел на пакет, который поставил ему на стол Васильев. Расставаться с ним было жаль. Имелась у него такая слабость: закусывать коньячок сыровяленой колбаской. Тем более такого высокого качества.