Андрей Троицкий - Ревность

Вадим Наумов представительный мужчина с хорошими манерами, умеет одеваться, почти свободно говорит на немецком и английском. Как правило, выдает себя за директора засекреченного оборонного предприятия, человека с большими связями, близкого к верховной власти. По агентурным данным, две последние инициативы Наумова по захвату крупного медного рудника и комбината по производству железобетонных изделий потерпели неудачу.

Наумову активно противостояли местные преступные группировки, которые кормились тем, что обеспечивали защиту бизнеса. Произошло несколько кровавых разборок, группировка Наумова была разгромлена и практически прекратила существование, потеряв в общей сложности более двадцати человек убитыми. Остальные поспешили уехать за границу. Часть его людей осела в Европе, кто-то перебрался в Америку, в Майами.

Сам Наумов чудом остался жив после двух покушений. Его местопребывание неизвестно, за последние полтора года никакой криминальной активности не отмечено. По неподтвержденным данным, Наумов остался без денег и уехал за границу, чтобы собрать команду и подготовиться к новому делу. Враги Наумова говорили, что он уже никогда не поднимется и на масштабное дело не способен. Кроме того, он должен деньги людям из Генеральной прокуратуры, которые оказывали содействие и покровительство в темных делах. Этот долг придется возвращать, иначе нельзя.

Последние восемь лет состоит в разводе, детей нет. Люди, знакомые с Наумовом, характеризуют его как умного, сильного лидера, склонного к жестокому насилию.

Разглядывая фотографию Наумова, вальяжного привлекательного мужчины лет сорока с небольшим, Девяткин вспомнил, что когда-то задерживал его. Наумов с друзьями хотел прибрать к рукам одно московское кафе, но тогда из этой затеи ничего не вышло. Наумов некоторое время находился под следствием, позже дело затребовали в прокуратуру, а там закрыли.

Девяткин позавтракал в столовой, на вопросы знакомых отвечал, что с сегодняшнего дня в отпуске, собирается на рыбную ловлю за тысячу километров от Москвы. А на работу заскочил на минуту, чтобы забрать забытые в письменном столе блесну и крючки. И хлопал себя по карману, мол вот они, рыбацкие снасти. В кармане лежал билет на рейс «Москва — Лос-Анджелес» с пересадкой в Нью-Йорке и две тысячи долларов наличными.

Полицейские оказались людьми вежливыми. Один, плотный мужчина с обрюзгшим лицом и трехдневной щетиной, назвался сержантом Гарри Гренджером. На вид можно было дать лет сорок пять. В недорогом костюме и старомодных ботинках, он выглядел так, будто вылез из сундука с нафталином, где просидел последние четверть века. Другой полицейский в штатском представился Брюсом Левином, лейтенантом из отдела по расследованию убийств. Этот был худощавый и высокий, одевался модно и щеголял тонкими усиками.

Допрос Вадима проводили в комнате, которая совсем недавно служила покойному брату кабинетом. Лейтенанту Левину на месте не сиделось, он часто выбегал в соседнюю комнату, плотно закрывая за собой дверь, и возвращался через несколько минут, потирая руки, будто они замерзли. Сержант Гренджер сидел на небольшом диванчике, потому что в кресле ему было тесновато, он задавал вопросы и мелким подчерком записывал ответы в толстый блокнот.

Он никуда не торопился, говорил медленно, стараясь, чтобы Вадим правильно понял, о чем его спрашивают, хотя Вадим в самом начале беседы заявил, что по-английски говорит свободно. Начали, как водится, с общих вопросов, время и место рождения, место работы, состав семьи… Затем перешли к умирающему отцу, его завещанию. Вскользь затронули отношения, сложившиеся между братьями. Наконец добрались до трагических событий сегодняшнего утра.

— Роза позвонила в четыре тридцать, сэр, — Вадим, вжившийся в роль скорбящего родственника, комкал в руках носовой платок и подносил его к сухим глазам. — Она сказала, что слышала подозрительный звук, похожий на хлопок петарды. Она пользовалась мобильным телефоном, разговаривала из ванной комнаты, потому что боялась выйти в темную спальню. Голос дрожал, она всхлипывала. Я сразу поверил, что это не пустые страхи.

— Почему вы решили, что эти страхи не пустые? — Гренджер был заинтригован. — Тому была конкретная причина?

— Понимаете ли, сэр… Тому был целый ряд психологических причин. Последнее время брат пребывал в депрессии, он заложил дом, потерял много денег, играя в карты, его книги не покупали на родине. Кризис среднего возраста, плюс финансовые и творческие неудачи. В доверительных беседах со мной он повторял, что исписался, кончился как литератор. Не способен даже сделать небольшую повесть для детишек, не то что серьезный роман. Да, Павел рассчитывал получить какие-то деньги после кончины отца. Это отчасти решало его финансовые проблемы. Но главная проблема — причина глубокой депрессии брата — все же иная. Это затянувшийся творческий кризис. Только представьте: мастер художественного слова, известный писатель вдруг сознает, что больше ни на что не способен. Это настоящая человеческая трагедия.