Борис Сударушкин - По заданию губчека [Повесть]

— Что масло, что рыба? Только желудок пощекотать. Какое мясо на Мытном продавали?! И баранина, и свинина, и говядинка на всякий вкус, от одних названий, как вспомнишь, слюнки текут: челышко, грудинка, филей. От рябчиков, фазанов, куропаток прилавки ломились. А большевики скоро дохлыми кошками будут кормить, помяните мое слово.

Женщины, старики, ослабев от недоедания, стояли в очереди молча. И вдруг Тихон услышал отчаянный крик — милиционер в шлеме с синей звездой вытаскивал из толпы мальчишку в лохмотьях, по всему было видно — беспризорника. Он упирался, падал, милиционер опять поднимал его.

Очередь перекосило, передернуло. Женщина в дырявом вязаном платке, потерпевшая, забегала вперед, замахивалась на беспризорника узелком и повторяла одно и то же:

— Ты чего делаешь, чего делаешь? Исчадье ты рваное!

Из толпы кричали:

— Да отбери ты у него хлеб, отбери!

Но хлеб, как догадался Тихон, «преступник» уже съел.

Женщина опять было замахнулась на беспризорника, но милиционер загородил его:

— Да отвяжись ты, видишь, он едва тлеет? — и объяснил подошедшему Тихону: — Хлеб, пайку, вырвал да в рот и засунул. Они его бить, а он уже проглотил…

— Куда ты его теперь? — спросил Тихон.

— В комиссариат, куда еще.

Мальчишка, пока они разговаривали, шипел, вырываясь:

— Пусти, гад. Живой не будешь…

Нездоровый румянец проступал на его грязных полосатых щеках, дышал он тяжело, с хрипом.

— В больницу его надо.

— Не примут! — вздохнул милиционер. — Там набито, ногой ступить негде.

— Давай я отведу! — неожиданно для самого себя вызвался Тихон.

— А ты кто такой будешь?

Тихон не без удовольствия показал новенькое удостоверение. Милиционер, прочитав его, объявил женщинам:

— Товарищ из губчека, а вы орете.

Женщины растерялись, только потерпевшая не смутилась:

— Ты, товарищ из Чека, на нас не обижайся. Злобиться голод заставляет.

Женщина махнула рукой, пошла по улице.

Тихон взял беспризорника за руку. Мальчишка дернулся, но, почувствовав силу, покорно поплелся рядом.

Не долго раздумывая, Тихон повел его в губчека, прямо в кабинет Лагутина, объяснил все. Лагутин, посмотрев на беспризорниц, ничего не сказал, тут же стал названивать по больницам. И правда — больницы были забиты, но место все-таки нашли.

По дороге Тихон спросил мальчишку, как его зовут.

— Пашка-хмырь, — буркнул тот.

— Значит, Павел? А фамилия?

— Я же сказал тебе — Пашка-хмырь.

— Нет такой фамилии — хмырь.

— У других нет, а у меня есть, — бубнил свое беспризорник.

Вовремя привел его Тихон в больницу — врач сказал, у мальчишки воспаление легких.

Дважды навестил он Пашку, а когда пришел в третий раз, мальчишки здесь уже не было, сбежал. Расстроился Тихон, при случае сказал об этом Лагутину. Тот с горечью произнес:

— Если бы не контра, всех бы чекистов бросил на беспризорников. Сколько их гибнет, со шпаной связывается. Надо что-то делать.

А через неделю он взял Тихона в Дом народа, где состоялось совещание по вопросу о беспризорниках.

До самого губернаторского особняка шли молча, спешили. В кабинете, где совещались, до того начадили махрой, что щекастые амурчики на потолке едва просматривались сквозь пласты сизого дыма.

Заметив Лагутина в дверях, секретарь губкома товарищ Павел укоризненно покачал головой, показал на часы. Сели на свободные стулья, прислушались к тому, что говорил с трибуны мужчина с длинными, как у псаломщика, волосами, в полинялой форме учителя гимназии:

— Шайки малолетних преступников заполонили станции, базары, улицы. Нашествие, как при Чингисхане! Крики «караул» звенят беспрерывным и тревожным набатом…

Выступающий налил из мутного графина воды в стакан, посмотрел ее на свет.

— Кипяченая, кипяченая, — успокоил его товарищ Павел.

— Потомки с нас спросят, — продолжал мужчина на трибуне, отхлебнув воды. — Что мы сделали с завоеваниями революции? Куда мы идем?

— Товарищ Глазухин, ближе к делу, — постучал карандашом по столу секретарь губкома. — Какие вы предлагаете меры?

— На улицах хозяйничают малолетние мародеры! — Глазухин тряхнул длинными волосами и, сделав значительную паузу, перешел на зловещий шепот: — Предлагаю выжечь скверну каленым железом! Вымести из города стальной метлой!

— Ты, Глазухин, или враг, или… глупый! — не сдержавшись, выкрикнул Лагутин.

Увидев в комнате предгубчека, тот как поперхнулся, кинулся к своему месту.

Присутствующие оживились, кто-то засмеялся. Товарищ Павел громыхнул кулаком по столу: