Павел Орлов - Оперативный гамбит

— Но эти блохи-депутатики могут ведь нужный вам закон провалить, а ненужный — принять…

— Что?!!! — возмутился Георгий Алексеевич — мой полувопрос-полуутверждение показался ему кощунством. — Да кто же им позволит?! Я, собственно, и пытаюсь объяснить вам, что депутатики к появлению того или иного закона имеют весьма опосредованное отношение. Примерно такое же, какое плотник, вешающий на стену картину Рембрандта, имеет к созданию самого полотна. Законы делают совсем другие люди — более подготовленные к такого рода деятельности и более заинтересованные в конечном результате. А для создания видимости законотворчества в глазах мировой и российской общественности думским чудикам позволяется поиграть в политику. Они вещают с трибуны, ведут фракционную борьбу, проводят съезды партий, митинги, выступают с депутатскими инициативами и тому подобное. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось… Все ж не хлеб сеять и не бетон месить.

Скажу даже больше: как юрист, вы не можете не видеть, что Дума плодит массу законов, которые фактически ничего не определяют, поскольку либо посвящены несущественным проблемам, либо если и затрагивают важные вопросы, то носят откровенно декларативный характер, ибо не подкреплены материально или физически возможностью контроля за их выполнением, а то и самого выполнения. Эти законы мертвы от рождения. Они — пустышки, никак не влияющие на реальную жизнь и ситуацию в стране, а главное — на наши планы. Вот их-то депутатики принимают сами, в полном соответствии с обывательским представлением о законотворчестве.

— Например?

— Ну, например, тот же закон о материальном обеспечении депутатов Государственной Думы. Уверяю вас, что ни для обывателя, а тем более, для нас, ни один из его пунктов не имел никакого значения. Какие бы, к примеру, они себе оклады с учетом различных надбавок ни назначили, какие бы баснословные с обывательской точки зрения льготы ни положили — бюджет Думы все же не резиновый. А мы в нужный момент все равно сможем предложить в десять раз больше! — улыбнулся Георгий Алексеевич и тут же моментально посерьезнел. — Когда же речь идет о важных законах, то они, как я уже сказал, пишутся совсем другими людьми, и их Дума принимает беспрекословно.

— Так уж беспрекословно? — возразил я. — Что-то не припомню законопроекта, прошедшего единогласно.

— А какая разница? — пожал плечами Мещеряков. — Опять-таки вам, как юристу, нет нужды объяснять, что статус закона, принятого единогласно, ничуть не отличается от статуса закона, принятого большинством всего лишь в один голос.

— Весьма хлипкий перевес.

— Что поделаешь, Павел Николаевич, — издержки производства. Надо ведь создавать видимость процедуры. Зато наша Дума чуть ли не самая демократическая в мире.

— А если этот один голос вдруг будет положен не на ту чашу весов?

— Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Результат голосования по значимым законопроектам нами тщательно просчитывается заранее. Для этого мы имеем источники информации в каждом тамошнем хурале… то есть — простите великодушно! — в каждой фракции. Специальный аналитический центр, в котором собраны действительно лучшие умы страны, но при этом никто — и это, поверьте мне, не пустое бахвальство — не может назвать фамилии этих людей, анализирует ситуацию и своевременно выдает необходимые рекомендации. Кстати: их прогноз еще ни разу не оказался неточным. Если ситуация развивается не так, как это необходимо, мы имеем возможность заблаговременно повлиять на нее тем или иным образом.

— Неужели убиваете неугодных депутатов? — притворно ужаснулся я.

— Да бросьте вы… — поморщился хозяин кабинета. — Во-первых, «неугодных» депутатов быть не может по определению. Признавая того или иного депутата «неугодным», мы тем самым a priori признаем его значимость, то есть способность влиять на ситуацию. А это, как вам только что стало очевидно, является полнейшей чушью. Что же касается «убивать»… В принципе, это не составляет какого-либо труда, но в том нет никакой необходимости. Эти дурачки убивают сами себя — тут разборки идут «по горизонтали», на их уровне. Мы к этому непричастны, ибо существуют другие, более эффективные методы решения проблем, коими мы и оперируем. Как заметил однажды чрезвычайно любимый мною граф Монте-Кристо, с помощью золота он один может сделать больше, чем целая банда, вооруженная кинжалами и пистолетами. Кроме того, в каждой из этих так называемых фракций есть несколько умных людей, которые в состоянии не только анализировать ситуацию, но и делать правильные выводы по результатам этого анализа, а также повлиять на «коллективное мнение» всей отары. Этих людей мы пестуем, впоследствии особо бережем и в нужный момент просто снабжаем их необходимой и тщательно подобранной информацией. А дальше они действуют самостоятельно, даже не подозревая при этом, что на нужный путь их направили. Кстати: создание самих фракций и схема их функционирования — это идея нашего аналитического центра. В Думе, как вы знаете, есть правые, левые, центристы, независимые — словом, полный набор всевозможной шушеры, которая, несмотря на кажущуюся непохожесть, кормится, тем не менее, из одного корыта. Как на скотном дворе… Или в цирке: артисты работают в разном жанре, а зарплату получают в одной и той же кассе. Поэтому-то и результат голосования всегда предрешен, причем с точностью до одного-двух голосов. И знаете, — в глазах Мещерякова заблестели искорки, — мне бывает очень любопытно наблюдать передаваемые в новостях кадры думских баталий. До чего, например, уморительно выглядят их драки в зале заседаний! В тот же цирк ходить не надо… Неужели, Павел Николаевич, вы и вправду подумали, что людям такого уровня, с их куриными мозгами и полным отсутствием элементарной культуры мы могли бы доверить реальную власть в стране?