Павел Орлов - Оперативный гамбит

— Я вас как раз об этом и спрашиваю.

— Применительно к данной конкретной ситуации все просто — это вам даже первокурсник юрфака разъяснит, — пожал я плечами и тоном пропагандиста районного отделения общества «Знание», читающего дояркам отдаленного колхоза лекцию о вреде алкоголя, продолжил: — Существует определенный законом порядок сбора доказательств по делу. Доказательства, полученные не предусмотренным законом путем, не могут быть приняты к рассмотрению…

— Стоп-стоп-стоп! — перебил меня Мещеряков, шутливо поднимая руки вверх. — Тут я вовсе и не собираюсь с вами спорить — вы в этом деле профессионал. Согласен! Тогда пойдем еще дальше: объясните мне на милость, почему же эта пленка попадает в разряд доказательств, полученных, как вы изволили выразиться, «не предусмотренным законом путем»?

— Законы несовершенны… — отделываюсь я дежурной фразой, доставая из кармана пачку «Далласа». — К сожалению, зачастую их пишут, как минимум, дилетанты, а то и вовсе дураки.

— Вот! — торжествующе воскликнул Георгий Алексеевич, извлекая из кармана зажигалку. Он дал мне прикурить и продолжил: — Вот тут ваша главная ошибка!

— В чем именно? В том, что дуракам позволяю писать законы? Так это не в моей власти. Я вон вас-то за решетку упрятать не могу, а уж тот уровень нам просто недоступен [45] Вам не кажется, что я немножечко хам?.. .

Мещеряков в свою очередь закурил, собираясь с мыслями, и спокойным, где-то даже будничным тоном заговорил:

— Вы неправы в другом — говоря, что законы пишут дилетанты, а то и вовсе, по вашему собственному выражению, дураки. И я готов это доказать.

— Вы будете мне всерьез доказывать, что в нашей Думе заседают сплошь интеллектуалы? — с ироничной улыбкой интересуюсь я.

— Ну, во-первых, их там не так уж и мало, как об этом говорят. Хотя и не так много, как этого бы хотелось, — мы еще к этому вернемся. А во-вторых… Скажите: а вы что — всерьез считаете, что законы пишет Дума? — с едва уловимой иронией переспрашивает Георгий Алексеевич. — В таком случае, Павел Николаевич, вы меня фундаментально разочаровали. Да ведь если бы это было так — я бы не посмел оспаривать ваш тезис — насчет дураков и дилетантов.

Я непонимающе уставился на своего собеседника — шутит? Но тот смотрит на меня с совершенно серьезным выражением лица и без тени иронии во взгляде.

— Простите, но, насколько мне известно, принятие законов — это основная обязанность Думы.

— Павел Николаевич, вы меня не совсем правильно поняли. Я не спрашивал вас, кто у нас принимает законы, — прослушайте потом этот момент на диктофоне повнимательнее [46] Достал он уже меня этим диктофоном… Ну нету у меня с собой диктофона, нету!!! . Я спрашиваю: кто пишет законы? Только не говорите мне, ради бога, о рабочих группах, депутатских инициативах и тому подобное, — а то вы меня снова разочаруете.

— Я, извините, при этом не присутствую, — деликатно уклоняюсь я от ответа. Мне не хочется влезать в болтовню об олигархах, финансово-промышленных группах, лобби и тому подобное — тошнит от политиканства.

— А при этом присутствовать невозможно!

Нашу беседу прерывает зуммер селектора.

— Да?.. — нажимает кнопку Мещеряков.

— Георгий Алексеевич, все сделано, — раздается в динамике голос секретарши.

— Спасибо! — Мой собеседник отключает селектор и возвращается к прерванному разговору. — Так вот, повторяю, присутствовать при этом невозможно. Сказать: «Я присутствовал при написании закона» — это все равно что сказать: «Я присутствовал при беременности». Этот процесс размыт во времени и в пространстве, и понятие «присутствовать» в данном контексте лишено какого бы то ни было физического смысла. Присутствовать вы можете лишь на финальной стадии — когда депутатики тужатся на голосовании, — а, вернее говоря, изображая голосование — за или против его принятия. При родах, так сказать.

— В таком случае уместнее было бы говорить о выкидыше, — усмехаюсь я. — И вы, однако, не очень-то почтительно отзываетесь о слугах народа.

— А почему я должен говорить о слугах с почтением? — пожимает Мещеряков плечами. — Слуги должны знать свое место! А к народу депутатики имеют такое же отношение, как… блохи к собаке.

Тут уже я совершенно искренне расхохотался. Ненавижу политиков, и это сравнение показалось мне удачным. Мой собеседник тактично улыбнулся и продолжил:

— Это действительно так! И, чем зачуханнее собака, тем скорее и в большем количестве блохи на ней заводятся. Чем она терпеливее, тем больше они ее кусают. И, наконец, чем собака ленивее, тем вольготнее блохи чувствуют себя в ее шерсти.