Клод Авелин - Кошачий глаз

Послышались шаги, щелканье засова, и дверь открылась. На пороге стоял караульный, держа наручники.

— Который час? — спросил Жан-Марк, не зная, что сказать.

Караульный понял это как упрек. Часы показывали половину первого ночи.

— Это исключительный случай, — сказал он.

Исключительный случай? У Жан-Марка на лбу выступил пот. Обычного мошенника не вызывают среди ночи. Случилось что-то важное.

— Куда его вести? — спросил караульный дежурного полицейского.

Полицейский указал на кабинет Пикара.

«Что-то случилось», — еще раз повторил себе Жан-Марк.

Караульный постучал в дверь.

— Войдите, — раздался тихий, спокойный голос Пикара.

«Если он так тихо говорит, значит, в кабинете мало народу», — смекнул Жан-Марк.

Караульный осторожно открыл дверь.

Жан-Марк ошибся. Народу в кабинете было полно. Кроме Пикара и беспрерывно писавшего Трюфло, там сидели Бело в непромокаемом плаще, Симон и Блондель. Никто не говорил ни слова. В воздухе можно было вешать топор. У Жан-Марка от дыма заслезились глаза. Караульный снял с него наручники, отдал честь и ушел.

— Садись, — сказал Пикар и указал ему на одно из кресел, стоявших напротив стола.

Симон и Блондель сели сзади. У Жан-Марка было такое чувство, словно они сидят у него на плечах. Одно кресло оставалось пустым.

— Трюфло, — тоном приказа произнес Пикар.

— Слушаюсь, — ответил Трюфло.

Трюфло открыл двери в небольшой зальчик, где вчера Жан-Марк провел много часов, прежде чем вошел в кабинет.

Появилось трое мужчин, но Жан-Марк видел только одного. На этот раз Симону и Блонделю действительно пришлось буквально сесть ему на плечи, чтобы удержать его на месте!

— Это он! Убийца! — выкрикнул Жан-Марк.

— Ах ты сволочь! — в ту же самую минуту завопил Мерсье.

Тюссен и Бешамп схватили его за руки.

— Садитесь, господин Мерсье, — сказал Пикар. — Если вы немедленно не успокоитесь, нам придется принять меры.

У Бешампа и Тюссена была нелегкая задача: выпустить на арену разъяренного зверя и не дать ему никого сожрать.

Мерсье, весь красный, задыхался от бешенства, а его белая рубашка из-за наручников, надетых на него Блонделем, напоминала смирительную.

— Вы защищаете от меня эту мразь! Этого мерзкого труса, этого подонка! — орал он.

— Это убийца, — тихо повторял Жан-Марк.

Мерсье выглядел как сумасшедший, а Жан-Марк чувствовал себя сумасшедшим. В этом прокуренном помещении он встретился наконец лицом к лицу с чудовищем, подстерегавшим его в то страшное воскресенье. Ужас приковал Жан-Марка к креслу. Не было больше нужды держать его. Мерсье связали.

— Все произошло так, как я думал, — начал Пикар. — Знакомить вас не пришлось. Вы настолько любезны, что обвиняете друг друга в убийстве, которое мы расследуем. По крайней мере Берже обвиняет вас, господин Мерсье. Вы пока ограничиваетесь оскорблениями, сильными, но малообоснованными.

Он вызвал реакцию, которую ожидал. Мерсье, несколько притихший, чтобы лучше слышать, снова впал в ярость:

— Это уже предел всему! Малообоснованные оскорбления? Да нет такого слова, которого бы этот мерзавец не заслужил! Убийца? Да, конечно, он убийца. Но для меня, любившего эту женщину с юности, хоть и тайно, ее ужасная гибель, вид ее мертвого тела, нечто большее, чем убийство, понимаете?! И эта маленькая гнида, укравшая ее любовь, ее ласки, использовавшая ее, как только было возможно…

Казалось, он зарыдает. Зубы его стучали.

— Это неправда… Это неправда… — шептал Жан-Марк.

— Ты скажешь, когда я спрошу, — сказал Пикар, неотрывно глядя на Мерсье. — Так вы, господин Мерсье, признаете, что были на месте преступления? Мы вернемся к этому позже.

Мерсье взял себя в руки. Осанкой и поведением он напоминал великих итальянских певцов и говорил как бы «в сторону».

— Когда я увидел тело, я сразу подумал, что должен поймать убийцу любимого существа, так ужасно поплатившегося за свои иллюзии, сделать так, чтобы мерзавец не ушел от людского суда, прежде чем предстанет перед Божьим.

— Вы верующий? — спросил Пикар скептически.

Мерсье хотел сделать красноречивый жест рукой, но ему помешали наручники.

— В этот момент я понял, что да, — сказал он торжественно. — Я был послан туда высшей силой. В меня вселился дух мести.

Пикар дал знак, чтобы с него сияли наручники. Бело тем временем избавился от плаща. Мерсье, потирая запястья, продолжал:

— Я шел туда, гонимый неким предчувствием. В день открытия «Утки-Баламутки» мадемуазель Сарразен поднялась наверх, чтобы поговорить со мной. Она наконец решила прекратить торговлю фальшивыми картинами. Я давно уговаривал ее сделать это, хотя сам оказывал ей помощь в торговле. Я не мог ей ни в чем отказать. Ее толкнул на такое дело этот негодяй, которому она, в свою очередь, тоже не могла ни в чем отказать.