Валентина Демьянова - Грехи в наследство

По его тону чувствовалось, что он снова начинает медленно закипать. Малейшее слово поперек — и неминуемо последует взрыв. Мне эти его перепады настроения были ну совсем ни к чему. Во-первых, я предпочитаю решать проблемы мирным путем, а во-вторых, и это главное, если бы мы снова начали ссориться, мне бы уже никогда не узнать, почему Ефимов так противится расследованию. Стараясь ничем его не спровоцировать, я рассудительно спросила:

— Что плохого вы усмотрели в затее жены?

Стараться-то я старалась, но получалось у меня неважно. Услышав вопрос, Ефимов так и подпрыгнул на месте:

— Что плохого? Да все! Ужасно все! От начала и до конца! Понимаете? Господи, да что я говорю? Это катастрофа!

Последняя фраза меня удивила, и от Ефимова, как ни взвинчен он был, это не укрылось. Перехватив мой взгляд, Ефимов осекся и, пытаясь успокоиться, начал энергично тереть щеки.

— Я серьезный политик, — справившись с раздражением, снова заговорил он, выглядя при этом таким несчастным, что мне даже жаль его стало. — А тут вдруг эти дамские штучки. Что подумают обо мне коллеги? А какую пищу для острот это даст моим врагам? А журналисты? Да они сожрут меня с потрохами! Понимаете? Общественный деятель, доктор экономических наук, реформатор! И вдруг в дворяне полез! Засмеют ведь! Вовек не отмыться.

Высказано все было на одном дыхании и очень убедительно, но все равно я ему не поверила. С каких это пор наши политики бояться замараться или, к примеру, попасть в смешное положение? Да они, по большому счету, из грязи и не вылезают! А что касается смешных положений, так они в них постоянно попадают, и никого это не смущает! Нет, имелась какая-то другая причина, по-настоящему важная, только Ефимов ее озвучивать не желал.

— Ваша супруга думает иначе… — неосторожно заметила я и тут же пожалела о своей оплошности.

С моей стороны было неосмотрительно напоминать ему о жене, поскольку именно Аллу Викторовну супруг считал виновницей заварившейся каши. Ефимов, как я и предполагала, отреагировал моментально и слов при этом не выбирал.

— Плевать, что она думает! Кукла безмозглая! — взвился он. — Носится со своими дурацкими амбициями, а того не понимает, что…

Я навострила уши, ожидая, что вот наконец-то все узнаю, но Ефимов вдруг опомнился, прервал себя на полуслове и поспешно захлопнул рот. Бросив на меня короткий взгляд, он тут же отвел глаза в сторону, но я успела заметить и мелькнувшее в них торжество, оттого что удержался и в запале не сболтнул лишнего, и насмешку над моими несбывшимися надеждами. Закончил свою тираду Павел Юрьевич неожиданно мирно:

— В общем, я категорически не желаю, чтобы копались в этой истории. И вас совершенно не касается, какие у меня для этого причины. Отдайте вещи, и забудем об этом, — ровным голосом завершил он, принципиально не глядя на меня.

Я покачала головой и с легким сожалением сообщила:

— Не могу. У меня договор с вашей женой. Вот, полюбуйтесь.

Мне действительно было жаль, что я оказалась связанной обстоятельствами с этой семьей. Обстоятельства разворачивались так, что и дураку было ясно: впереди меня ждут скандалы, нудное выяснение отношений и бесконечная нервотрепка. Оно мне нужно, даже за большие деньги?

К сожалению, бумага была уже подписана и деваться было некуда. Достав лист из стола, я помахала им в воздухе, и тут мой депутат сотворил то, чего я от него никак не ожидала. С неожиданной прытью Ефимов выхватил лист у меня из рук и быстро разодрал на куски.

— Видите? Все! Нет никакого договора, — выпалил он, торжествующе глядя на меня. — Вещи давайте! Быстро!

Обидно было до слез! Надо же так лопухнуться!

— Зря старались. Это была копия, — соврала я, мысленно костеря себя последними словами. — А что касается вещей, так не от вас я их получала, не вам и возвращать буду. Мне их привезла ваша супруга, взамен она взяла расписку. Вещи верну только ей, в собственные руки. Так что разбирайтесь с Аллой Викторовной. Если это все, то прощайте. У меня много дел.

— Да как вы смеете?! — закричал он, резво вскакивая с кресла.

Может быть, я уже привыкла к внезапным перепадам его настроения. А может быть, меня разозлил бесчестный поступок Ефимова, но я окончательно перестала с ним церемониться.

— Я много чего смею, Павел Юрьевич! — холодно осадила его я. — Вы даже представить себе не можете, как много.

— Если надеетесь на Голубкина… — с угрожающим видом начал Павел Юрьевич.

Вот тут я уже окончательно вышла из себя. Надо же, пугать меня вздумал!