Кэролайн Грэм - Смерть под маской

— Дорогой Арно, мне так без него плохо.

Этого оказалось достаточно. Мужество вернулось к нему, и с воплем: «Мэй, любовь моя!» Арно заключил ее в объятия и разразился беспорядочной страстной речью.

Дальше все происходило довольно сумбурно. Мэй поднялась с кресла с выражением скорее смущенным, но уж никак не испуганным; Арно, цеплявшийся за ее мощные, обтянутые атласом плечи, заскользил вниз. За сим последовала короткая любовная борьба с участием бесконечных складок шелка, с мельканием крепких, но изящных женских ножек, с россыпью синих цветов и розового дерева в изголовье ложа. Все завершилось громогласным вскриком, но было ли это выражением восторга или боли, сказать затруднительно.

Время близилось к семи вечера. Барнаби сидел, обхватив руками голову. Голова пухла от множества беспорядочных подробностей и деталей, мозг перегрелся от мыслей и отказывался работать. Лица, голоса, схемы, снимки. Целый лабиринт. И где она, та нить, которая выведет к свету? Возможно, она еще не обнаружена. А если обнаружится? Куда, к чему он ее привяжет? Многие материалы вроде бы совсем не имели прямого отношения к делу, но Барнаби не решался их выкидывать. У него затекли плечи, и он пошевелил ими, сначала приподняв, а затем опустив снова. Трой взглянул на свои ручные часы.

— В «Золотой лошади», наверное, сейчас проводят вечерние радения. Кружат в хороводах, стоят на голове или еще какой-нибудь дурью маются.

— Не говорите так, Гевин. Вдруг и вам суждено родиться заново.

— Сдается мне, было бы лучше, если бы те, кто ожидает перерождения, и вовсе не появлялись бы на свет.

Барнаби рассмеялся, а Трой недоумевал. С шефом так часто бывало: когда нормальные люди шутили, он даже не улыбался, а когда говорили вполне серьезно, он вдруг начинал хохотать.

— Уже поздно, шеф.

— А вдруг появится еще какая-то информация?

— Вы же вроде говорили, что сегодня день рождения Калли.

Барнаби поморщился. Ему не нравился сладкий тон, которым Трой всегда говорил о Калли.

— Ничего особенного мы не устраиваем. Правда, у нее сегодня еще и помолвка.

— Да? И где он работает?

— Он актер.

— Значит, на телевидении, — с наивной простотой заключил сержант.

Барнаби не ответил. Он снова уткнулся в кипу свидетельских показаний и отчетов. Сверху — копия допроса Гэмлина. Спрашивается: есть ли в нем или других отпечатанных материалах строка или предложение, которое может быть истолковано иначе, чем ранее? Какой-то факт, рассмотренный под другим углом?

Трой обратился к шефу с сочувствием:

— Я бы поставил в этом случае на толстяка-адвоката. Любой адвокат, который по собственной инициативе лезет с бесплатными консультациями и советами, вызывает подозрения. Большинство юристов возьмут с тебя полсотни просто для того, чтобы пошарить у тебя в кармане. Кстати, не считаете ли вы, что стоит получше приглядеться к этой парочке, мистеру Гибсу и Мэй Каттл? Тут хотя бы просматривается некий мотив, старинный нехилый особнячок, акры земли и еще коза в придачу. Я, конечно, понимаю, оба они косят под безобидных идеалистов…

— Безобидных идеалистов не бывает, — проговорил Барнаби, не поднимая головы. — Они в ответе за половину всех бед и непорядков в нашем мире.

Трой взял в руки копию допроса Гэмлина, пробежался по нему, наверное, в сотый раз, но ничего нового не обнаружил.

— Относительно момента убийства здесь есть кое-что, чего нет в показаниях других.

— Не вижу, — нахмурился Трой, но еще раз прочитал текст. — Ах, это… — Он пожал плечами. — Ну и что это меняет?

— Возможно, дает нам шанс взглянуть на дело под другим углом, что всегда неплохо, особенно, когда ты в тупике.

— Так точно! — выпалил Трой, чтобы пресечь на корню лекцию о пользе беспристрастного взгляда на вещи. — Не пора ли вам отчаливать, шеф?

— Пора, пора. — Барнаби встал, все еще не отрывая взгляда от лежавшего перед ним листка: — Думаю, завтра утром нам нужно еще раз поговорить с этим чокнутым пареньком. Может, удастся выяснить, почему он думает, будто смерть Крейги — результат несчастного случая, и почему он так напуган. Гиббс определенно старается не допустить нас к нему. На сей раз нужно сделать так, чтобы при разговоре с ним присутствовал не Арно, а кто-то другой. Может, в этом случае нам повезет больше.

— Во сколько начинается это ваше торжество?

— В семь тридцать.

— Как раз успеете.

Барнаби хмыкнул, забарабанил пальцами по столу, затем неохотно выключил монитор. Трой никак не мог понять, отчего шеф так медлит. Уж он-то не будет торчать в офисе, когда его дочурке стукнет двадцать один!