— Готовлюсь к принятию священнического сана, сержант. Разве по мне не видно?
«Ну, дождались праздничка! Сегодня, значит, у нас День сарказма». С утра до вечера перед ним будет маячить лицо шефа, красное, как настеганная задница. День, отнюдь не подходящий для того, чтобы показывать свежие снимки Талисы-Лин, где она стоит совсем самостоятельно, если не обращать внимания на то, что она держится ручонками за спинку кресла. По правде говоря, шеф действительно выглядел неважно.
— Как самочувствие, сэр?
— Так себе. Плохо спал.
— Да ну? — Сам прекрасно выспавшийся, Трой не сопереживал. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые, если дети позволяют, может спать сладким сном, даже если его подвесить вниз головой на бельевой веревке. Он подошел к столу, чтобы в очередной раз взглянуть на снимки с места происшествия, и произнес сакраментальную фразу: — Я тут подумал, шеф…
Трой употреблял глагол «думать» весьма нечасто. Слишком интенсивный процесс, по его мнению, приводит к перегреву. Он наблюдал, он слушал, он очень аккуратно все записывал и иногда проявлял редкостную интуицию. К чему он был решительно неспособен, это к долгим раздумьям и последовательному, логически выверенному анализу.
— Ну-ну… — откликнулся Барнаби и стал ждать.
— Этот Тим. Смотрите, где он сидит.
Барнаби не нужно было смотреть еще раз. Он помнил и так: практически у самых ног Крейги.
— И что из этого следует?
— Теперь обратите внимание на девушку. Она слева от Крейги. Все трое образуют перевернутый равнобедренный треугольник. Тиму достаточно было вспрыгнуть с колен, повернуться — и он оказывается в равной близости к ним обоим, так? — Барнаби кивнул. — Думаю, как раз это он и сделал. Но в полутьме и при суматохе, возникшей возле этой кликуши на одеяле, он по ошибке закалывает не того, кого собирался.
— Хотите сказать, он хотел убить Сильвию Гэмлин? Но зачем?
— Старика он боготворил. Этот тип был для него всем — солнцем, звездами, месяцем ясным и последним автобусом до дома. А что он сам мог предложить своему божеству? Абсолютную преданность, вот что! И тут вдруг заявляется девица. Молодая, красивая, вполне смышленая, которая вдобавок готова подарить общине аппетитный куш. Мог Райли расценить это как угрозу для себя? Решить, что она хочет купить себе местечко в сердце его кумира, а его самого оттуда выставить?
Барнаби задумчиво сдвинул брови.
— Для нас с вами такая реакция может показаться дикой, но нужно учесть, что он психованный. И неспособен логически мыслить, — добавил Трой.
— Версия сомнительная, но рассмотреть ее стоит. Действительно, если он ревновал, то в состоянии стресса мог среагировать так, как ты это описал.
Трой покраснел и стал поддергивать рукава рубашки; он всегда так делал, когда был либо смущен, либо чрезвычайно собой доволен.
— Это бы вполне объяснило его дикую реакцию на смерть и слова про несчастный случай.
— Ну да. Мы, собственно, даже еще не приступили к изучению эмоциональной атмосферы в коммуне. Эти закрытые сообщества похожи на герметические кастрюли для приготовления пищи; особенно это касается религиозных сект, где споры и раздоры не поощряются. К тому же для подобных групп отнюдь не редкость, когда лидер, обладающий харизмой, становится объектом обожания не только в духовном, но и в физическом плане.
— Хотите сказать, этот тип кого-нибудь из них поимел?
— Совсем не обязательно, — поморщился Барнаби. — Главное, я хотел бы понять, насколько активной и сильной личностью был человек, чью смерть мы расследуем. Мы же сами не знали его живым, а опираться целиком на слова его последователей — дело ненадежное. Мы не можем объективно судить о степени его влияния.
— Да уж. Что можно сказать о типе, который отбросил копыта? И все-таки я не понял… — Трой положил листок со схемой и уселся напротив Барнаби. — Вы полагаете, что его влияние могло быть воспринято кем-то неадекватно?
— Можно назвать это и так.
В действительности Барнаби и сам не очень понимал, что хотел сказать. Он просто размышлял вслух. Рассматривал различные версии, отбрасывал одни, проверял на прочность другие; прощупывал связи, возможно не существующие. Когда он был помоложе, эта стадия в расследовании убийства давалась ему тяжелее всего. Пугала жуткая неопределенность, расплывчатость. Цепляешься за случайную реплику, за подозрительный поступок, за какую-нибудь вещественную улику (которую еще предстоит идентифицировать и определить к месту), и лишь для того, чтобы в какой-то момент остаться с пустыми руками из-за невозможности что-то доказать.
Читать дальше