Марина Серова - Преступление высшей пробы

Солодовников-младший, что называется, зрит в корень. Я совершенно точно знала, что именно «сделала» бабушка, но делиться этим знанием с сыном моего клиента не собиралась.

— Дело закрыто, — объявила я тоном, не допускающим возражений. — Убийца твоей бабушки понес заслуженное наказание. Теперь нужно продолжать жить.

Саша немного подумал и кивнул.

— А теперь расскажи все по порядку, — потребовала я. — Зачем ты взял брошь? Разве ты не знаешь, что нельзя ничего трогать на месте совершенного преступления?

— Знаю, конечно, — пробормотал Саша, отводя глаза. — И ни о какой броши я тогда не думал… Когда бабушку увидел, всю в крови. Отцу позвонил, когда понял, что «Скорую» вызывать бесполезно. Потом был как будто в каком-то ступоре. Встал, огляделся вокруг себя. Смотрю, бабушкина брошка лежит на полочке под зеркалом. Бабушка часто ее туда клала. Потом брала и прикалывала на кофту и еще в зеркало на себя смотрела несколько минут. Иногда меня спрашивала: «Сашенька, посмотри, ровно приколола? А то мне кажется, что немного криво».

Саша вздохнул, вспоминать об этом ему было явно нелегко.

— И когда я увидел брошку на этой полочке, то взял ее и сунул в карман брюк. А что, это ведь не воровство, это же бабушкина брошь. Я хотел оставить ее у себя на память.

— А вместо этого подарил Алле, — произнесла я.

Парень залился краской.

— Да. Алла… Ей очень непросто с моим отцом. С ним и маме было тяжело, но у мамы очень сильный характер. А вот Алла, она такая… Такая беззащитная.

Я невольно вспомнила сцену на даче и решила, что Саша подразумевает беззащитность какого-то особого порядка. Я не собиралась вникать в подробности любовного треугольника семейства Солодовниковых и потому не стала продолжать свои расспросы. Главное я выяснила, а остальное меня не касается.

— Ну мне пора, — заявила я. — А ты потихоньку приходи в себя и помни, что время лечит. Хоть и звучит банально, но это действительно так.

— Спасибо вам. — Саша вскинул на меня серьезные глаза.

Я молча улыбнулась и вышла из квартиры.

— Татьяна, ты же прекрасно знаешь, что за давностью лет невозможно проследить, куда могло деться одно из похищенных изделий, — заявил Кирьянов, когда я по телефону изложила ему план своих дальнейших действий.

— То есть ты не против, если одно из изделий будет оформлено по статье «утеряно»? — продолжала допытываться я тоном заправской зануды.

— Танюш, — весело отозвался полковник, — тебе ведь прекрасно известно, что если бы не ты, то по этой статье было бы оформлено все. Да, собственно, так уже и было.

Кирьянов, разумеется, имел в виду ценности, найденные в тайнике в квартире Солодовниковой. У меня же все еще оставались некоторые опасения, что в квартире Ольги будет произведен обыск в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Именно этими опасениями я и поделилась с Кирьяновым.

— Зачем теперь-то это нужно, — резонно возразил полковник. — Ни к чему девчонке нервы трепать. Да еще ребенок у нее совсем маленький. Он-то в чем провинился? Дети не должны страдать из-за непутевых взрослых.

Кирьянов был примерным семьянином и любящим отцом двух прекрасных детей, так что ничего другого я от него и не ожидала. Поэтому, заручившись заверениями полковника, что никаких следственных действий в квартире покойного Митченко производиться не будет, я отправилась к своему клиенту, надеясь, наконец, поставить точку в деле роковой броши.

В уютном кабинете уже неизвестно сколько времени царила гнетущая тишина, но ни я, ни хозяин офиса не спешили ее нарушать.

Мы с Олегом Солодовниковым словно сговорились поиграть в дурацкую молчанку, длившуюся с тех пор, как закончила звучать запись моей последней беседы с Митченко.

Наконец Олег, сидевший до сих пор неподвижно, глубоко вздохнул и потер лицо ладонями. Потом закурил и перевел на меня взгляд, поражавший своей пустотой. Словно не глаза, а безжизненные глазницы.

— Знаешь, Тань, — тихо проронил он, — я, конечно, тебе благодарен, но лучше бы я ничего не знал.

Что ж, вполне объяснимое чувство, хотя я, как правило, не разделяла точку зрения, что иногда лучше не знать.

— Хочу тебя попросить, — начал Солодовников, и я уже знала, в чем именно будет заключаться его просьба. Не говорить Саше. — Не говори, пожалуйста, Саше обо всем этом, — Олег указал взглядом на мой смартфон.

— Я, конечно, ничего не скажу, — пообещала я.

Да я и сама не собиралась этого делать.

— Вот только не кажется ли тебе, — продолжала я, — что слишком много у вас семейных тайн. У тебя секреты от сына, у него — от тебя.