Кэролайн Грэм - Написано кровью

Барнаби, положив весточку от дочери на телевизор, мрачно смотрелся в зеркало над камином.

— Когда полицейские начинают выглядеть старше, это знак чего?

— Того, что их жены очень проголодались.

— Это научный факт? — Он улыбнулся ее отражению в зеркале, потом, повернувшись, пошел на кухню. — Ты все купила?

— Почти. Правда, я взяла творожный сыр вместо сливочного.

Она ожидала выговора и удивилась, когда он ответил:

— Хорошо. И масла я тоже не буду класть.

— Том…

Он завязывал фартук в голубую и белую полоску и не смотрел на нее. Фартук едва сходился на нем, он с трудом завязал его сзади.

— Что случилось?

— Ничего.

— Перестань.

— Что?

— Что-то случилось.

— Нет.

Барнаби разложил ингредиенты и достал batterie de cuisine [61] Кухонная посуда ( франц. ). . Медную чашу и кастрюлю. Еще на столе лежали кухонные ножницы, венчик, коричневые яйца от кур на свободном выгуле, копченый лосось, французский хлеб вчерашней выпечки и стояла банка маринованного чеснока.

Лучше не говорить ей. Она будет волноваться и беспокоиться, что он ничего не предпринимает. Как только он закроет дело, сразу пойдет к врачу. Провериться. Начнет наконец следить за собой. Может быть, даже делать какие-нибудь упражнения.

— Помыть кресс-салат?

— Налей мне лучше выпить, Джойси.

— Если ты выпьешь сейчас, то уже не сможешь выпить за едой.

— Я знаю, знаю.

Она открыла холодильник, где стояло несколько бокалов. Том предпочитал охлаждать бокал, а не вино, говорил, что у него все равно не хватает терпения дождаться, пока вино после холодильника согреется достаточно, чтобы проявились его аромат и вкус, а так через несколько секунд его уже можно пить.

Джойс открыла бутылку «гран винья сол» урожая девяносто первого года. Барнаби, ножницами разрезая упаковку лосося, сказал:

— Если мне можно только один бокал, ты могла бы, по крайней мере, налить полный.

— Еще чуть полнее — и вино прольется, когда ты поднимешь бокал.

— Ну что ж, буду лакать с пола. Кстати, а где этот негодяй, этот маленький обжора?

— Том! — Она положила ломтик хлеба в тостер, потом открыла холодную воду и вымыла кресс-салат. — Ты сам знаешь, что на самом деле любишь его.

— «На самом деле», — он положил поверх слоя рыбы слой творожного сыра, — я хочу, чтобы он увязал свои пожитки в миленький такой носовой платочек, красный горошек по белому полю, надел узелок на палку и слинял отсюда. — Барнаби сделал большой глоток. Один, но с огромным удовольствием. — О! Восхитительно. Это восхитительно. Попробуй.

— Погоди-ка. — Она стряхнула воду с кресс-салата и отпила из своего бокала. — М-м-м, неплохо. Но мне больше нравилось другое. То, которое пахло бузиной.

Барнаби взбил яйца и вылил их в кастрюлю.

— Следи за тостами, — велел он.

Когда ломтики стали хрустящими и бледно-золотистыми, Джойс намазала их тонким слоем спреда с низким содержанием жира.

— Ты что, тоже не ешь нормального масла? — Он положил в кастрюлю кусочки лосося и чеснок и помешал все деревянной ложкой, отскребая завитки болтуньи от дна и боков кастрюли.

— Было бы слишком вызывающе с моей стороны есть его, когда тебе нельзя.

— Не говори глупостей. Нет никакого смысла в том, чтобы мы оба сошли на нет.

«Я разрублю этот гордиев узел, это дельце с подсчетом калорий, — решил Барнаби, сидя за столом с полным ртом острого кресс-салата, яиц с сыром и золотистого вина. — Все зависит от точки зрения. Я смотрел на это под неправильным углом. Как приговоренный к пожизненному заключению. На самом деле диетической должна быть только та пища, которую ты ешь непосредственно в данный момент. Все остальное может сколько угодно вести тебя к лишнему весу». К тому времени, как Барнаби перешел к огромной толстой груше «комис» и крошечной дольке шоколада «дольчелатте», он чувствовал себя даже не смирившимся, а почти довольным.

Джойс сварила прекрасный кофе «блю маунтин» и, налив ему чашку, встала за стулом мужа, нежно обняла его за шею, прижалась щекой к его щеке.

Барнаби потерся о нее щекой от удовольствия, уюта и легкого удивления. Они уже некоторое время целовались как близкие, добрые, любящие друзья. Каковыми и являлись на самом деле.

— Что это вдруг? — спросил он.

— Черт возьми, Том! Может, еще условимся делать это только в те месяцы, в названиях которых есть буква «эр» [62] Шутливый намек на так называемое R-правило, предписывающее есть устрицы только в те месяцы, названия которых включают букву «г». ?