Кэролайн Грэм - Написано кровью

Что это она вдруг? Из-за того, что он солгал, будто все в порядке, в ответ на ее заботливый вопрос? Она не сомневалась в том, что с ним случилось нечто, напомнившее: он смертен. Он скажет ей в конце концов, когда поймет, что опасность уже позади. Он всегда так поступал.

Джойс вдруг вспомнила себя в девятнадцать лет. Первый свой концерт в Ратуше. И потом, в толпе студентов, учителей, гордых родителей и друзей артистов, молодого худенького копа, смущенного, совершенно неуместного там, сжимающего в руках букет. Ожидающего своей очереди быть замеченным.

Он встал. Повернулся и обнял ее. Он пристально смотрел ей в лицо, словно пытаясь запечатлеть в памяти каждую его черточку. Джойс рассмеялась:

— Если уж в нас вселился дух приключений, то надо бы сделать это прямо на кухонном столе.

— Да?

— Так написано в статье про сексуальную спонтанность, которую я читала в парикмахерской.

— Кому, интересно, нужна сексуальная спонтанность… в парикмахерской?

— Статья называлась «Как сохранить свой брак живым».

— Или «Как сделать свой позвоночник мертвым». Нет уж!

Взявшись за руки, они вышли в прихожую.

— Нет, милая, боюсь, что все опять кончится скучной супружеской постелью.

— Противный старый миссионер.

— Ты знала о моей верности себе, когда за меня выходила.

После любви Джойс крепко заснула, положив голову на грудь мужа и свернувшись калачиком в его объятиях. Не желая ее беспокоить, он подложил еще одну, маленькую, подушку себе под плечи и так, полулежа-полусидя, перебирал в уме события сегодняшнего и вчерашнего дней, одно за другим. Ища связи, отголоски, скрытые смыслы, новые толкования.

Он совсем не думал о сегодняшнем вечернем разборе полетов, потому что проку в нем никакого не было, мягко говоря. Просто новые обрывки информации и сведения от оперативников. В 1983 году грузовая компания «Бичем» перевезла мебель и личные вещи Джеральда Хедли не из Кента и даже не из Юго-Западного Лондона, а со склада-хранилища в Стейнсе.

Поскольку это было все, что удалось разузнать, Барнаби ознакомил собравшихся с протоколом допроса миссис Лиддиард, а также со своей идеей о женском альтер-эго Хедли, которая была воспринята осторожно и с вежливым недоверием. Действительно, описывая психологический тип, который так уверенно сконструировал днем, Барнаби сам начал сомневаться, уж не плод ли это его воображения.

Наконец он уснул, вернее, задремал. Время от времени, когда на улице слишком сильно завывал ветер или ветка чересчур настойчиво стучала в стекло, он просыпался. И в какой-то момент, в пограничном пространстве между сном и бодрствованием, обнаружил, что идет по узкой улице, вымощенной булыжником и освещаемой снопами охристого света. Идет и несет что-то очень тяжелое. Он шагает, вытянув руки перед собой, и на них мертвым грузом лежит тяготящая его ноша.

Не то чтобы это было что-то мертвое, нет, потому что оно издает какие-то звуки, похожие на тяжелое дыхание. Под металлическим кронштейном, держащим трубу, из которой льется странного цвета свет, он останавливается рассмотреть свою ношу.

Это тюлень! Неуклюжий и неповоротливый. Его жесткий и колючий серо-коричневый мех сухой и тусклый. Голова безжизненно болтается. И на шее какая-то странная отметина — круг более темного меха, похожий на ошейник или петлю.

Барнаби стоит, растерянный, держит на руках тюленя. И вдруг животное поворачивает заостренную собачью морду и смотрит на него. Круглые глаза тусклы и подернуты мутной пленкой. Барнаби в ужасе осознаёт, что тюлень умирает.

Надо найти воду! Он ускоряет шаг, насколько может. Чувствует почему-то, что за поворотом река. Вспоминает мост, рыбаков. Идет шатаясь, колени подгибаются, пот градом катится с лица и волос. Но оказывается, реки и моста за углом нет. На их месте простирается обширная песчаная равнина, по которой бродят странные животные.

Барнаби смотрит в затуманившиеся глаза тюленя. В них нет ни тени упрека, только тихая и оттого такая пронзительная тоска. Он не может этого вынести. Он будет бороться до конца. В этом мире полно воды. Он найдет ее, скоро найдет!

Мостовая меняется. Она становится мягкой, губчатой, прогибается под его ногами, он все сильнее проваливается при каждом шаге. И эта слякоть — холодная. Он чувствует ледяную влажность, пробравшуюся в ботинки. Животное покрывается испариной, у его пасти — серебристая пена. Желтый свет становится совсем бледным.

У Барнаби уже разламывается спина, и вдруг он видит прямо перед собой лужу. Он кладет в нее тюленя и чувствует, как дрожат от напряжения руки, когда он отпускает груз. Тюлень вертится, валяется в луже. Его шкура лоснится, глаза начинают блестеть. Барнаби видит, как пятна света на шкуре тюленя и свет, отраженный в луже, постепенно сливаются, и наконец тюлень и вода преобразуются в странной формы массу сияющего серебра.