Кэролайн Грэм - Написано кровью

— Лора?

— Это единственное, что сразу приходит на ум. Нельзя исключить, что, увидев, как странно он вел себя весь вечер, она могла, несмотря на свои обиды, вернуться, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке.

— И обнаружила его мертвым, а вокруг разбросано это тряпье… Да, это могло быть. Господи Иисусе!

Трой запустил пальцы в свою шевелюру и с силой провел ими несколько раз, так что волосы встали дыбом.

— Когда в этом чертовом деле выплывает что-то новое, ты только еще больше запутываешься. Теперь мы имеем, самое меньшее, двух Хедли, и оба какие-то ненастоящие. Как думаете, он псих?

— Честное слово, не знаю.

— Такое случается. Я смотрел кино, так там у женщины было три личности. И ни одна из них не знала, что в следующий момент учудят две другие.

— Я, кстати, очень хорошо понимаю, как они себя при этом чувствовали, — заметил Барнаби.

Когда Сью вернулась домой из детского сада, на коврике перед дверью лежал конверт, не очень чистый, с отклеенным уже когда-то клапаном, вновь прилепленным изолентой. На конверте было нацарапано «Брайану». Она положила его на кухонный стол, вернее, прислонила к его кружке, чтобы Брайан уж точно его заметил.

Мэнди возвратилась первая. Когда-то, в те далекие дни, когда была папочкиной любимицей, она ждала его после занятий и домой они приезжали вместе. Теперь, хотя Мэнди и ненавидела чувствовать себя лишней, она предпочитала возвращаться на школьном автобусе. Ребята набивались туда, как сельди в бочку: протискивались, расталкивая друг друга, орали, ржали, курили, сидели друг у друга на коленях. Мэнди, которая всегда оказывалась на периферии стаи, смеялась всем шуткам, неважно, понимала она их или нет, пока не заболят губы и горло. Иногда смех вырывался у нее слишком рано, и все понимали, что она притворяется.

Сегодня не она смеялась с ними, а они смеялись над ней. Три старшие девочки на нижней ступеньке то и дело бросали взгляды в ее сторону и прыскали. Заводилой была Эди Картер.

Эту самую Эди Мэнди ненавидела больше всех прочих. Ненавидела ее наглое белое треугольное личико, хвост ярко полыхающих волос и чуть раскосые глаза. А Том был еще хуже. Вечно отпускает грязные шуточки этаким тихим, вкрадчивым голосом, отчего они кажутся еще грязнее.

Прежний статус Мэнди в классе был восстановлен. Из ее соседства с убитым выдоили все, что можно, и теперь она опять никого не интересовала. Даже самые непопулярные девочки в классе едва разговаривали с ней, а Хейз Стичли предпочитала и вовсе ее не замечать.

Дюжина школьников высыпала из автобуса на Зеленом лугу. Они тут же разбились на пары или тройки и разбежались. Было всего четыре часа, но уже стемнело, и холодный ветер резал, как ножом. Пробежавшись по садовой дорожке, Мэнди ворвалась в дом, дверь за ней громко хлопнула. Бросив сумку и пальто на пол в гостиной, она включила телек. В камине удручающе тлела бумага и тонкие веточки поверх колеблющейся пирамидки угля.

Мэнди вспомнила, как вчера, в это самое время, сидела в большом мягком кресле у бабули. Едва она успела упасть в его глубокие объятия, как ей на колени был поставлен поднос с гигантским стаканом колы, сдобными маслеными оладьями и швейцарским рулетом под шоколадной глазурью, а вслед за тем — положен пульт от телевизора.

Бабуля с дедулей не зудели про школу, не задавали скучных вопросов о том, как прошел день и каковы ее успехи. Они просто давали ей возможность есть, пить и щелкать пультом, перебирая программы, сколько влезет. В отличие от родителей, они, похоже, действительно желали ей счастья. Мэнди пожалела, что сейчас она не с ними.

Забредя на кухню, она спросила:

— А что это с огнем?

— У него плохое настроение.

— Но ты же знаешь, что я прихожу домой в четыре.

— Я-то знаю, Аманда, — Сью опустила «Гардиан», которую читала, — но не думаю, что огонь в курсе.

Мэнди смотрела на мать во все глаза. Вместо того чтобы по обыкновению проворно и неслышно сновать между плитой, раковиной и кухонным столом, Сью сидела около плиты, вытянув перед собой ноги. Ее лодыжки были вызывающе скрещены, а ступни в толстых валяных рыбацких носках торчали кверху.

Девочка подошла к столу. Там ее ожидала обычная овсяная радость с привкусом патоки, кусочек фрукта и стакан яблочного сока, разбавленного один к двадцати.

— А вот вчера я ела шоколадный торт, — заявила Мэнди.

— Я тоже ела сегодня утром шоколадный торт.

— Отлично! Где же он?

— Я его съела. Отнесла в детский сад, и там мы его прикончили. Отпраздновали.