Николай Стародымов - След мстителя

Александр ухмыльнулся:

— А ты не знаешь?

— Да откуда ж я могу знать?.. — рассмеялась она. — Ты же дверь закрыл, чтобы я не услышала, с кем ты общаешься… Так ты как теперь, раз уж всех обзвонил, останешься или сразу убежишь?

Еще мгновение назад Александр не смог бы ответить на такой вопрос даже себе. Уходить ему не хотелось. Но он по-прежнему не был уверен, что сюда сейчас не мчатся, распугивая сиренами встречные-поперечные автомобили, машины с оперативниками. Сдаваться Харченко очень не хотелось. Но не стрелять же в этих ребят — хотя бы потому, что тогда он и в самом деле поставит себя вне закона. Да и не за что их убивать, не виноваты рядовые оперы в том, что некий полковник Буераков повел нечестную игру.

Короче, Александр понимал, что необходимо смываться. И как можно скорее.

Но — а говорят еще, что женская логика заключается в отсутствии логики, — решение принял диаметрально противоположное:

— Остаюсь!

Подумал вдруг: да, алиби у меня на эту ночь нет. Но ведь и у Буеракова на него ничего конкретного нет, любое обвинение будет выглядеть бездоказательно голословным. И даже если его сейчас попытаются задержать, он сдастся без сопротивления, чтобы не спровоцировать огонь… Доказывай тогда, Леонид Васильевич, что некто Александр Михайлович Харченко к делу причастен…

— Вот и отлично! — Марина была довольна. — Тогда прошу к столу!

Столик был накрыт на скорую руку. На плите бурлила вода с желтой извивающейся вермишелью. Александр вспомнил не к месту, что по-итальянски слово «вермичель» означает ни много ни мало «черви»…

— Так что у тебя случилось?

Он постарался уйти от ответа:

— Да так, ничего особенного. Просто оказался в этих краях, вот и решил заглянуть.

— Слушай, только свистеть не надо. Хорошо? — Марина открыто смеялась, грозила пальчиком. — С женой опять поссорился, прямо говори.

— Да нет, — промямлил Александр. — Действительно по пути зашел.

Он не хотел ей ничего рассказывать — вдруг-таки станут ее допрашивать. Так зачем подставлять человека? Пусть лучше ничего не знает, чем потом ее во лжи уличать начнут.

— Лучше бы поссорились, — неожиданно надулась она.

Нет, логику женщины понять невозможно!

— Это почему же? — изумился Харченко.

— Если бы поссорились — и тебя опять ко мне потянуло, было бы понятно. Но раз ты просто по пути заглянул… Это обидно.

Гость смущенно хмыкнул. Одно успокаивало: Марина долго сердиться и обижаться не умела.

— Мы уже давно развелись, — решил он приоткрыть женщине допустимую толику правды.

— Ну и правильно сделали, — быстро согласилась она. — А то вас всегда было не понять — то сходитесь, то расходитесь, и при этом все время рога друг другу наставляете… Давай-ка наливай.

На столе стояли две початые бутылки, коньяка и вина. Он налил вина ей и себе.

— Чего это ты так слабо? — удивилась Марина. — Ты ж трезвенником никогда не был.

— Приходится, — усмехнулся Александр.

Не объяснять же ей, что в любую минуту, быть может, придется «делать ноги».

Она поняла его иначе:

— Что, здоровье подводит? Ну, так оно и понятно, не мальчик. Да и помотало тебя в свое время. — Добавила сочувственно: — Рана-то болит?

— Которая? — спросил Харченко и осекся.

— А сколько ж их у тебя? — Ниточки бровок изогнулись удивленно.

— Душевные считать?

Она весело залилась, взяла стакан.

— Ну давай, за встречу!

…После обеда отставник-оперативник начал собираться.

— А ты разве не останешься?

Марина была нескрываемо расстроена.

— Даю слово, честное благородное слово, — он поднял вверх правую ладонь. — В ближайшее время я у тебя появлюсь и мы устроим пир горой. А сегодня у меня, право же, дел — непочатый край.

— Ну и пошел вон!

Марина, похоже, обиделась не на шутку. Харченко подошел к ней, ласково приобнял:

— Не сердись. Когда-нибудь я тебе все расскажу, ты меня тогда обязательно поймешь и простишь.

Живейший интерес мгновенно растворил в ее глазах обиду.

— А тебе есть что рассказать?

— Конечно! Вот только пока говорить об этом нельзя, — и сделал внушительную паузу.

— Так ты по-прежнему служишь?

— Сыщик бывшим не бывает.

Марина все понимала. Во всяком случае, глаза и весь вид выражали готовность свято хранить тайну. Если бы только она знала, в чем тайна…

— У меня к тебе только одна маленькая просьбочка. Выполнишь?

— Конечно. — Чтобы приобщиться к тайне, она всегда была готова на все. — Что нужно сделать?