Николай Стародымов - След мстителя

Все логично. Харченко даже матюкнулся вполголоса — как же о вероятности подобного развития событий он не подумал раньше! Ведь это же элементарно!.. Ай да Буераков… При этом Александр сейчас даже мысленно не осуждал Леонида Васильевича и его сотрудников-розыскников, чувствуя досаду только на себя. В последнее время их так захлестнул вал преступлений, что возможность «списать» хотя бы какую-то часть «мокрух» можно расценить как благо. Тем более что ни о вранье, ни о «приписках» речь не идет — он и в самом деле имеет отношение к некоторым из этих убийств.

…Что ж, будем считать, что с этим определились. Но как же тогда быть дальше?

Домой возвращаться нельзя ни в коем случае. Там его непременно должна поджидать засада. Впрочем, по городу шастать слишком долго тоже не дело — возможно, в ближайшее время у постовых появится его фоторобот. Хотя… Хотя вряд ли. Ведь тогда Буеракову придется как-то объяснять свое знакомство с Харченко. Да и Васильковский может узнать о происшедшем, а с Мишей Буераков вряд ли поделился своим планом убийства Александра. Правда, его мог сфотографировать или хорошо запомнить тот парень, который опознал его у метро. Сможет ли он составить его точное описание? Их ведь учат этому… И к слову, как он сумел опознать, вычленить из толпы именно его? Хотя глаз у оперативника наметанный — мог просто обратить внимание, что Харченко не столько книги на лотке разглядывает, как обстановку изучает…

К тому же задерживать его невыгодно все по той же причине: никто не может поручиться за молчание находящегося под стражей человека.

Таким образом, при всем богатстве выбора вариантов дальнейших действий не видится: единственное, что Александра может хоть как-то оправдать, — выход в кратчайшее время на подлинных преступных воротил. Кроме того, есть еще надежда на то, что, задерганная валом криминала, милиция вряд ли станет очень уж долго держать под наблюдением его квартиру. Оружие у него есть, деньги тоже. Какое-то время можно и побомжевать. Благо, погода позволяет.

«Куда, кстати, меня занесло?»

Троллейбус катил по проспекту Жукова. Тут недалеко находится улица Живописная. Александр когда-то наведывался сюда, когда от него в первый раз ушла Анна. Тут проживала совершенно чудная женщина, на которой он, вполне возможно, женился бы, если бы… Если бы не надеялся, что Анна вернется. Она и в самом деле тогда вернулась. А потом жизнь закрутила, и он с ней долгое время не встречался.

В Москве вообще иной раз встречаются улицы с очень красивыми поэтичными названиями: Живописная, Изумрудная, Ивовая, Заповедная, Лазоревая… Да и «Парковая» звучит неплохо — если бы все шестнадцать их не значились по номерам… От одних названий веет теплом и уютом. В отличие от Шарикоподшипниковых, Мартеновских, Высоковольтных и Газгольдерных.

…А ведь к ней, к прелестнице Мариночке, можно бы наведаться. Даже пожить, при необходимости, какое-то время. А главное, от нее можно сделать все звонки, не опасаясь доставить человеку неприятности. Она ведь и впрямь не знает, где и как можно разыскать его. А телефон — если засада дело рук Буеракова, номер домашнего телефона у него и без ее помощи имеется. Ну а Михаил… Очень не хотелось Александру подозревать к тому же еще и Михаила.

Харченко начал протискиваться к выходу, чтобы пересесть на трамвай.

Сначала затемнился глазок — в него кто-то взглянул. В следующий миг за дверью раздался радостный визг, загремели защелка и цепочка, и она с грохотом распахнулась. Марина тут же повисла у Александра на шее.

— Паразит ты такой! Его ждешь, ждешь… Сколько ж веков ты у меня не появлялся?!

Сказать, что Марина так уж без памяти влюблена в Александра, было бы не совсем верно. Она относилась к нему прекрасно. Как и к нескольким другим мужчинам. Как и вообще к мужчинам. Но вместе с тем назвать ее всем известным хлестким коротким словом вряд ли повернулся бы язык у тех, кто ее хоть немного знал. Она просто очень любила жизнь, которую не мыслила без мужчин. И плевать ей было на то, как к ней относятся соседки.

Быть может, один лишь Харченко понимал, как она несчастна и одинока в своем стремлении урвать у жизни как можно больше. Она ощущала это его сочувствие и понимание, тянулась к нему, возможно, чуть больше, чем к другим друзьям-приятелям, — не только как к «постельному» мужчине, но и как к другу, которых у нее в жизни было очень немного.

— Только не говори, что ты ненадолго и что ты только по делу! — трещала она, втаскивая его в квартиру. — Сейчас я на стол чего-нибудь соображу — и тогда мы с тобой поговорим. Договорились?.. Я так понимаю, что с женой ты помирился, поэтому и заезжать ко мне перестал. Или опять она от тебя дернула, раз ты снова у меня нарисовался? Я ведь тебе только для того нужна была, а может, и сейчас то же самое, чтобы сопли твои утереть да хозяйству твоему не давать застаиваться… Не так? Ладно, я понимаю, не спорь… Где ты сейчас? Пошли на кухню, я буду обед готовить, а ты мне рассказывай… Ты знаешь, кстати, Валька замуж вышла. Помнишь ее? Красивая такая, даже я ей завидовала… Такого мальчика отхватила — закачаешься. А ведь стервоза была — клейма негде ставить… Ты служишь или уволился?..