Несколько раз в своей жизни Владилен Серафимович думал о том, что его могут убить. Просто он слышал о таком, знал, что, бывает, подсылают наемных убийц… Он принял все меры, чтобы предотвратить это, и в общем-то был спокоен за свою жизнь.
А теперь ему вдруг стало понятно, что от судьбы не уйдешь. Вот ведь как бывает, да еще в самый что ни на есть неподходящий, неожиданный момент… Самое обидное, что первое, о чем подумал Владилен в ту секунду, было то, что вот ведь как все неудачно сложилось — потом найдут его труп в квартире у любовницы… Скандал будет, жена расстроится… Дети узнают, хоть они и в Америке… В Москве знакомые будут головами качать — очень несолидно получается… Глупые мысли, он сам это понимал, но он прожил со всем этим всю жизнь и теперь тоже не мог отрешиться от привычных понятий о приличиях и имидже руководителя.
— Сейчас вы будете убиты, — произнес Щелкунчик ровным голосом и добавил негромко: — Если будете стоять смирно, у вас есть полминуты, чтобы помолиться. Молиться будете?
Конечно, он же не изверг какой, а цивилизованный джентльмен. Это был один из главных принципов Щелкунчика — никогда не унижать жертву перед смертью, никогда не глумиться над человеком. Надо уважать чужую смерть…
Щелкунчик не представлял себе, в какой форме и как стоящий перед ним сейчас «клиент» начал бы молиться, но если бы это произошло, он непременно дал бы обещанные полминуты и выждал.
Но ничего этого не произошло. Ставшие вмиг безумными глаза Владилена Серафимовича скользнули как-то боком по комнате, он странно склонил голову, как петух на насесте, а потом, внезапно рванувшись, схватил стоящую рядом Лену за шею и притянул к себе. Другой рукой он с удивительной точностью, почти не глядя, схватил с серванта вилку, которая там лежала, и приставил острие к горлу молодой женщины.
Странная и тягостная картина предстала перед глазами Щелкунчика. Лена стояла замерев, не шевелясь, как будто уже была в обмороке. Лицо ее стало белым, губы мелко дрожали…
А грузный седой Владилен Серафимович, от волнения переминаясь с ноги на ногу, побагровев от ярости и страха, тыкал вилкой в шею Лены и срывающимся голосом кричал:
— Я убью ее… Я убью ее… Я — Герой Соцтруда! Я — депутат… Тебя найдут, все равно найдут, ты не посмеешь… Убью…
Он даже сделал шаг назад в сторону прихожей, волоча за собой помертвевшее тело женщины. Ноги ее безвольно, обмякнув, волочились по полу.
— Убью ее, — бессвязно продолжал хрипеть генеральный директор. — Я — депутат, тебя найдут…
Только бы она не дернула головой, думал Щелкунчик, наводя в это время ствол на «клиента», только бы Лена стояла спокойно и не дергалась…
То, что сейчас делал Владилен Серафимович, было поступком отчаяния, предсмертной ярости. Расстояние все равно было слишком маленьким, киллер не мог промахнуться в любом случае. Хрупкая женщина все равно не щит, за нее весь не спрячешься…
Генеральный директор был все равно обречен, но у Щелкунчика однажды в жизни уже был случай, когда неповинная ни в чем девушка неудачно дернула головой… Того случая Щелкунчик не простит себе никогда, до конца жизни. И не повторит никогда…
— Спокойно! — крикнул Щелкунчик, обращаясь непосредственно к Лене, застывшей в руках Владилена Серафимовича и глядящей сейчас перед собой неподвижными помутневшими глазами. — Стой спокойно, не двигайся!
После этого он нажал на спуск. Нажал мягко, плавно, как учили еще в военном училище и как натренировался потом. В голове Владилена Серафимовича появилась круглая ярко-алая дыра. Она появилась на том самом месте, где в русских сказках у прекрасной царевны «во лбу звезда горит», — посередине.
Крик резко оборвался…
Сначала на пол упала Лена, которая не устояла на ногах, когда разжалась державшая ее рука. Следом вбок упал генеральный директор трижды орденоносного металлургического комбината. В далеком банке «Солнечный» в центре Москвы могли хлопнуть пробкой от французского шампанского!
Делать контрольный выстрел не было никакой необходимости. Калибр у пистолета был крупный, выстрел производился с близкого расстояния, и теперь Владилену Серафимовичу уже не смогла бы помочь ни реанимация, ни даже ангел в белых одеждах, спустившийся с небес.
Щелкунчик обтер пистолет краем скатерти со стола и бросил оружие поверх трупа. Он не любил оставлять оружие на месте «выполнения заказа». Это было вопреки общепринятому у киллеров, которые всегда почти бросают пистолет. Щелкунчик предпочитал работать одним и тем же оружием. Теперь, однако, он должен был быть налегке, чтобы надежно уйти от возможной погони и вообще не рисковать.
Читать дальше