Дмитрий Петров - Призрак киллера

Сквозь приоткрытую дверь Нина даже заметила кухню, где была газовая плита и стояла посуда. При этом запах в квартире был такой, что становилось ясно — никто и никогда на кухне ничего не готовил.

В комнате, куда ее провели, стояли кожаные кресла, диван, тоже обитый кожей, и низкий столик, тоже, как и все здесь, девственно чистый.

Когда Нина наконец спросила, в чем же дело и о чем будет разговор, Яков Бекбулатович сказал:

— Расскажите нам все, что вы знаете о банке «Солнечный», о компании «Санрайз»… Словом, все, что вы говорили вашему редактору Демьяну Потаповичу. И все то, чего вы ему не говорили.

Когда Нина поняла, что деваться некуда, она все рассказала. Никто ей не угрожал, просто она поняла, что оказалась в таком положении, когда лучше не спорить.

Мужчины слушали ее молча, не перебивая, но с таким видом, будто уже знали все это.

— Понятно, — нарушил молчание толстенький Яков Бекбулатович после того, как Нина изложила все, что узнала от Алексея. — Собственно, все это мы и так знали.

— Вам рассказал Демьян Потапович? — спросила Нина, удивляясь на своего главного редактора. Что потянуло его болтать о таком? Это же совершенно против всех журналистских правил.

А может быть, Демьян Потапович и не журналист вовсе, хоть и главный редактор газеты? Может быть, главная его профессия совсем другая?

— Оставим в покое Демьяна Потаповича, — ответил собеседник спокойно и мирно. — Мы анализировали эту сделку с комбинатом и сразу поняли, что банк выступает просто в качестве подставного лица. У них нет таких денег. Своих денег, — подчеркнул он. — Самое главное — это бумага, — сказал Яков Бекбулатович и пронзительно посмотрел на Нину. — Бумага — это все… Если мы найдем бумагу, мы докажем незаконность всей сделки и вы получите крупную сумму. Повторяю — крупную сумму. Эта сумма будет на много порядков выше, чем те, к которым вы привыкли.

— Откуда вы знаете, к каким суммам я привыкла? — спросила уязвленная последними словами Нина. — Сейчас журналисты получают по-разному. Это от многого зависит.

— Не сердитесь и не волнуйтесь, — сказал толстячок миролюбиво. — Давайте я выражусь иначе — вы получите больше, чем все журналисты Москвы вместе взятые получают за месяц… Так вас устраивает?

Так ее устраивало, но она на самом деле не знала, где бумага. Откуда она могла знать?

Нина подозревала, вернее, точно знала, что и Алексею это неизвестно. Бумага на его глазах была подписана с обеих сторон, после чего исчезла со стола переговоров и погрузилась в кейс одного из сотрудников «Санрайз». Алексей только запомнил, что сотрудник — негр огромного роста… Но в Европе сейчас такое количество негров, что легче, кажется, найти белого…

— Договоримся так, — сказал в конце концов Яков Бекбулатович. — Вы поезжайте в Синегорье, как собирались… Добывайте там материал, какой только вам нужен для газетной статьи. Это — ваше дело. А заодно мы вас попросим об услуге. Расскажите руководству комбината о том, что вы только что рассказали нам. Только в сослагательном наклонении. Вы понимаете, что это такое?

Что такое сослагательное наклонение, Нина знала хорошо, недаром она была журналистом.

Ей поручалось поговорить с руководством комбината и намекнуть о том, что возможен такой вот вариант… То есть будто бы она ничего толком не знает, но имеет основания предполагать…

И посмотреть на реакцию. Что скажет на это товарищ Барсуков. А что — товарищ Черняков… И два заместителя генерального тоже.

— Мы хотим понять степень участия руководства комбината в этой истории, — пояснил Яков Бекбулатович. — Знают ли они вообще об этом, о существовании компании «Санрайз», например… И что они обо всем этом думают… Словом, привезите нам их реакцию.

Нина так и сделала. Приехав в Синегорье, она прошла по всему руководству со своими якобы «бреднями». Говорила, что ходят такие смутные слухи, и спрашивала, как бы они все отнеслись к этому, если бы… И так далее…

Реакция была неинтересной, Нина уже предвидела, что толстенький кареглазый Яков Бекбулатович будет разочарован.

Барсуков просто ничего не понял. Он некоторое время слушал Нину, а потом зевнул и сказал, что все это — происки империалистов, и вообще — сионистская пропаганда… Видимо, он за долгие годы просто механически говорил все это, когда сталкивался с чем-то малопонятным…

Потом Барсуков с внезапным жаром заговорил о недовольстве жителей Синегорья продажей комбината, стал повторять тезисы о «социалистическом выборе нашего народа» и так далее. Нина поняла, что он попросту не склонен задумываться о каких-то комбинациях, более сложных, чем биться лбом о стенку и требовать суда.