Андрей Воронин - Последнее купе

– Почти как у вашего псих-менеджера, – ответила Лена. – Почему бы вам в самом деле не попробовать?

Давали четвертый лот. Леонид Федорович прислушался.

– Рахманинов, рапсодия на темы Паганини. Пятнадцать очков из пятнадцати возможных. А насчет попробовать, Леночка, – вряд ли. Вряд ли из этого что-то получится. – Он мотнул головой. – Даже могу сказать наверняка: не получится.

– Но почему? – удивилась Лена.

Леонид Федорович встал из-за стола, прикурил папироску из сухих дубовых листьев. С отвращением вытолкнул из себя желтоватый дым.

– Ездить за деньгами далеко, Леночка. Радиостанция-то в Питере.

Через полчаса, заработав сорок пять очков из пятидесяти возможных, Леонид Федорович отправился в дачный поселок собирать пустые бутылки и всякое полезное для хозяйства барахло.

А Лена принесла воду из дождевой бочки, заперла сторожку, приняла что-то вроде душа над ржавым тазиком. Затем почистила одежду, причесалась. Она решила, что лучше будет уйти вот так, по-английски, без прощания. Пришлось перерыть всю сторожку, прежде чем она нашла огрызок карандаша. Записка на клочке газетной бумаги получилась короткой: «Спасибо за все. Мне пора уходить. Лена».

В самую последнюю минуту она обнаружила, что в ведре осталось немного воды, а на столе осталась грязная посуда. И решила, что будет неудобно уйти, оставив все как есть. Вздохнув, Лена опустила грязные кружки и миски в ведро, взяла в руку кусок ветоши и зачерпнула мелкий песок из картонной коробки.

Дежурный слушал ее, не перебивая. Он лишь мрачнел с каждой минутой, перекладывал ноги с одного колена на другое и то и дело порывался ковырнуть в носу. Когда Лена закончила рассказ, милиционер помолчал еще какое-то время, то ли осмысливая услышанное, то ли ожидая новых подробностей. Потом кашлянул и сказал:

– Значит, так… Хорошо. Отлично. Коротко опишите все это на бумаге, а я сейчас вернусь.

Он встал, протянул ей несколько листков бумаги и ручку. Лена спросила:

– Может, вам что-то известно об Пятакове? В сводках, может, что-нибудь?

– Пятаков? Кто такой Пятаков? – удивился дежурный.

– Парень, который ехал со мной в одном купе. Я только что рассказывала…

– Ничего не знаю, – дежурный поспешно отступил к двери. – В общем, вы… В свободной форме. Без грамматических ошибок. Коротко. Внизу число и подпись. А я сейчас вернусь.

Оставшись одна, Лена сразу принялась за работу. Удивительное дело: по мере того, как страшные события последних дней выстраивались перед ней в виде стилистически нейтральных предложений, строк, абзацев – все это начинало казаться вполне заурядной чернухой, которой напичканы дешевые издания вроде кропоткинского «Частного детектива». Не хватает только фотоиллюстрации с обнаженной девичьей фигурой и двух-трех врезок, набранных крупным шрифтом: «Озверевшие бандиты приказали им молчать… Пока один затягивал удавку на шее Г., другой куражился, вливая водку в горло Е., а затем изнасиловал ее».

Чушь собачья. Лена вспомнила слышанные от подруг рассказы об ужасах судмедэкспертизы: каких-то пуговчатых зондах, мазках, экспертах-дегенератах… Сколько раз ей придется давать показания, повторять, уточнять, демонстрировать повреждения половых органов? Возможно, следователю еще захочется подшить к делу парочку-другую фотоснимков?

Лена густо покраснела. Нет, спасибо, обойдемся без сцен в духе «Истории О». Она быстро закончила писать, уже жалея о том, что обратилась сюда, в Конинское отделение милиции.

Спустя несколько минут дверь открылась, и в комнату вошел грузный майор. Лена сидела, покусывая кончик ручки, и смотрела в окно, на ее щеках высыхали следы слез.

– Майор Чичин, Александр Вадимович, – майор тяжело опустился на стул. – Что там у вас стряслось?

У него была низкая прямая челка по моде конца I века до н. э., щеки складками опускались на воротник. Лена отвернулась от окна.

– Я не помню, какое сегодня число, – сказала она, показывая на исписанный листок бумаги.

– Тридцатое, – буркнул майор.

– Спасибо.

Лена написала под заявлением «30 мая 1998 года» и расписалась. Значит, тридцатое. Просто замечательно. Месячные у нее должны были пойти двадцать восьмого или даже двадцать седьмого, она не помнила. Господи, неужели это.

Майор взял листок, скользнул по нему глазами, отложил в сторону.

– Итак. Ваша фамилия Лозовская?

– Да.

– Елена Станиславовна?

– Да.

Чичин замолчал, сосредоточенно глядя ей в переносицу. В глазах у него стояла глухая тоска.